Page 166 - Хождение по мукам. Хмурое утро

строиться… А тут пошли эти дела с Яковом…
Третья женщина, еще более осведомленная, протискалась к Вадиму Петровичу:

– Слушай, бил он ее, так бил, товарищ командир, да не удалось ему, окаянному черту, ее
убить… С марта месяца она у нас учительницей…

– Так, так, – проговорил Вадим Петрович, покашливая, – что же – она и сейчас здесь, в
селе?

Женщины стали взглядывать одна на другую. Тогда четвертая, – только что подойдя:
– Увез он ее, в тачанке под сеном, живую, мертвую, – не знаем…

Маленький мальчик, глядевший очарованными глазами на Рощина, – на шашку с медной
рукоятью, на пыльные сапоги со шпорами, на большие часы на руке, на револьвер со
шнуром, – совсем запрокинувшись, чтобы увидеть его лицо, сказал грубым голосом:
– Дяденька, врут они. Они про тетю Катю ничего не знают. Я все знаю.
Стоявшая за его спиной худенькая, с болячкой на губе, некрасивая девочка сказала:

– Дяденька, вы ему верьте, этот мальчишка все знает.

– Ну, что ты знаешь?
– Тетю Катю Матрена на станцию увезла. Тетя Катя не хотела ехать, да как заплачет, а
Матрена – тоже как заплачет… Потом тетя Катя мне сказала: «Я вернусь, скажи
детям…» Алешка на тачанках в село въезжает, а Матрена с тетей Катей с другого конца
уехали!.. Как они на горку въехали, так с телеги меня согнали…

– По коням!.. – крикнул Чугай.
Вадиму Петровичу не удалось дослушать. Отряд на свежих лошадях, с пулеметными
тачанками, двинулся из села. Рядом с Чугаем и Рощиным скакал, подкидывая локти,
низенький черный мужик из тех, кому весь этот день пришлось отсиживаться в колодце
по пупок в воде и тине. Он так и взобрался охлюпкой на лошадь, весь заскорузлый, в
рваной рубахе, босиком, со взъерошенной бородой. Он повел отряд в обход к дубовому
лесу, куда бандитам была одна дорога в этих местах.

Туда поспели еще засветло и начали окружать лес, оставляя один свободный выход
бандитам, – в засаду. Низкое солнце из-под глянцевой листвы пробивалось между
корявыми стволами. Лошадь под Вадимом Петровичем шла неспокойно – мотала
головой, останавливаясь, покусывала себя за коленку, била задней ногой по брюху. Он,
наконец, бросил повод и держал карабин обеими руками наготове. Лучи солнца, с
золотящимися в них тучами комаров, пестрили и полосатили лес, – трудно было что-
нибудь разглядеть впереди и в стороне от себя, где – справа и слева – редкой цепочкой,
осторожно похрустывая валежником, пробирались спешенные курсанты сквозь поросль
и высокий папоротник.
Где-то здесь, как предупреждал проводник, должна была попасться лесникова сторожка
и дорога, по которой бандиты и могли только проникнуть в лесную чащобу. Мшистая
крыша, осевшая седлом, показалась неожиданно в нескольких шагах. Вадим Петрович
остановился, вглядываясь из-за густой поросли. Негромко посвистал. Сильнее и ближе
затрещали сучья под ногами курсантов. Он опять тронул лошадь, проехал сквозь кусты и
увидел заброшенную сторожку, – на небольшой поляне около нее стояло несколько
распряженных тачанок, валялась какая-то ветошь и тряпье. Бандиты отсюда ушли.

Вадим Петрович, держа наготове карабин, осторожно стал объезжать сторожку. Алексей
Красильников так же осторожно пятился впереди него от одного угла к другому,
намереваясь завладеть лошадью этого всадника. Рощин, оглядываясь, остановился у
боковой стены, Алексей – у передней, с выбитым окном и сорванной дверью. Чтобы все
сделать без шума, он держал только нож наготове. Когда Рощин выехал из-за угла, –
Алексей с ножом кинулся на него, но Рощин успел загородиться карабином. Алексей,
отпрянув, сильно ударился спиной о стену сторожки. Нож у него упал, он глядел на
Вадима Петровича, на ожившего мертвеца. Завизжал в суеверном ужасе и, нагнувшись,