Page 164 - Хождение по мукам. Хмурое утро
P. 164

– Потом уж отдали меня в кузницу – подмастерьем, она и сейчас, должно быть, стоит,
                вон – пониже колокольни. До сих пор люблю запах древесного угля, угара. Когда мне
                затылок отбили хорошо, я и подался в Киев, в паровозное депо, – вот как было… А потом
                уж – в Харьков, на механический…

                Чугай, – не слушая его:
                – Мастер я был гнусить на церковной паперти. Расцарапаешь себе чего-нибудь, морду
                кровью измажешь, глаза завел и – давай «Лазаря»… Потом с бабкой, бывало, драка у нас
                из-за копеечек.
                Чугай повторил, уже рассеянно:

                – Значит, драка у нас с бабкой…
                Он глядел на берег, выдавшийся мысом, у которого Днепр заворачивал к луговому
                разливу. Выпуклые глаза Чугая напрягались. Он пришлепнул ладонью шапочку с
                ленточками и быстро пошел к капитанскому мостику…

                – Эй, папаша, – крикнул он капитану – сухонькому старичку с висячими усами, – держи
                подальше к луговой стороне!

                – Нельзя, товарищи, идем фарватером, а там же мели…
                – Давай, давай не фарватером! – Чугай хлопнул себя по кобуре. – Давай круче!..
                Пароход огибал мыс, и понемногу открывалось на покатом берегу большое село с
                высокой колокольней, мельницами, белыми хатами и свежей зеленью низеньких,
                пышных садов.

                – Видите, на отшибе, вон – чуть видна – хатенка, там я и родился, – говорил наркомвоен
                Рощину.

                Чугай крикнул серьезно:
                – Давай, зараза, круче лево руля!

                На берегу стояло много телег, у берега – много лодок, к ним теснились люди, прыгая в
                лодки, и на одной уже торопливо гребли. Чугай в развевающемся бушлате бегом по
                трапу спустился на палубу. И почти одновременно хлестнули выстрелы с берега и лодок
                по пароходу и – с парохода загрохотали пулеметы. С плывущей лодки в воду посыпались
                люди. Толпа на берегу заметалась, кидаясь по тачанкам, и они вскачь, поднимая пыль,
                поскакали вверх по широкой улице. Загудел и набатно забил колокол на колокольне.
                Стрельба и бегство длились всего несколько минут. Берег опустел. Чугай, весело
                поблескивая выпуклыми глазами, поднялся по трапу.

                – Зеленый! Ну и сукин же сын, прорвался-таки! Вот, Вадим Петрович, тебе и план
                окружения! Что же, нарком, десант надо высаживать…



                Банда Зеленого металась в окружении, как стая волков, была, наконец, прижата к
                железнодорожному полотну под огонь бронепоезда и уничтожена в густом орешнике,
                куда кинулись на прорыв бандитские тачанки. Все заросшее поле было там заранее
                перекопано, – четверни вспененных коней, поражаемые пулями и гранатами, взвивались
                из орешника, задние врезывались в телеги, ломая и опрокидывая их. Бандиты кидались
                по кустам, где их ждала смерть, – никто из них и не пытался молить о пощаде. Атамана
                Зеленого взяли под кучей прошлогоднего хвороста; когда его вытащили оттуда за ноги,
                курсанты удивились – думали: великан какой-нибудь страховитый, оказался – щуплый,
                корявый, плюнуть не на что, только бегающие глазки – бесцветные, ненавистные –
                выдавали его волчью породу. Ему скрутили руки, ноги, чтобы живым доставить в Киев.
                Один отряд из его банды все же прорвался стороной и ушел на восток. В погоню за ним
                наркомвоен послал кавалерийский полк в триста сабель с Чугаем и Рощиным. Началась
                долгая и осторожная погоня. Бандиты на хуторах сменяли лошадей, красные шли на
   159   160   161   162   163   164   165   166   167   168   169