Page 203 - Хождение по мукам. Хмурое утро

влезть – и вдвоем с Ленькой уехал. А к вечеру привел весь батальон, – человек
четыреста, – с красным флагом… Так ему понравилась Ленькина агитация…

Когда Латугин кончил рассказ, – гораздо более выдающийся, чем у Горбушина – про бой
под Бродами, – и красноармейцы дружно смеялись: кто ржал, показывал все зубы, кто
вытирал слезы, кто только охал, помахивая рукой, – к костру подошел Рощин и,
наклонившись к Латугину, сказал:
– Разыщите Гагина и Задуйвитра и с ними приходите к палатке.

В утреннем белом тумане, плотно лежащем по всему полю, мчались пятеро всадников, –
на гнедой кобыле со стриженой гривой – Рощин, на полкорпуса впереди него, на вороном
жеребчике, – маленький Дундич, серб, командир одного из буденновских эскадронов; на
своем непримиримом пути Дундич нашел вторую родину и со всем пылом
простодушного, жизнерадостного и отчаянно смелого человека полюбил необозримую
Россию и ее необозримую революцию; он и Рощин были одеты в светлые офицерские
шинели с золотыми погонами; позади, понукая, скакали, в лихо смятых фуражках с
кокардами, в полушубках с урядническими погонами, Латугин, Гагин и Задуйвитер.
Им была поставлена задача: проникнуть в Воронеж, высмотреть расположение
артиллерии, наличие конных и пеших сил и напоследок вручить командующему
обороной – генералу Шкуро – запечатанный пакет, в котором находилось письмо
Буденного.
Дундич любил жизнь и любил играть с ней в опасную игру, а в эти бодрящие
октябрьские дни, когда мускулы так и потягивались под гимнастеркой, – лишь потяни
ядреный воздух утреннего тумана, полный всяких отличных запахов, – ему в особенности
не терпелось без дела. Он сам вызвался передать Шкуро запечатанный пакет. Он пошел
разыскивать Рощина и сказал ему:
– Вадим Петрович, вы очень подходящий человек для одного небольшого приключения, –
вы знаете офицерские обычаи и всякую обходительность. Вы бы не согласились сбегать
со мной в Воронеж? Это займет один день. Будет добрая проскачка. Буденный обещал
нам личных коней, Петушка и Аврору…

Смешно было – соглашаться или не соглашаться. Вадима Петровича неприятно только
кольнуло упоминание об офицерской обходительности. Но и вправду ему пришлось
провозиться весь вечер, обучая товарищей – как нужно нижним чинам тянуться,
козырять и отвечать и какой должен быть внешний вид у офицера-добровольца: у
дроздовцев – в лице ирония, любят носить пенсне – в честь их покойного шефа; у
корниловцев – традиционно тухлый взгляд и в лице – презрительное разочарование;
марковцы шикарят грязными шинелями и матерщиной.
Было условлено: если остановят и будут спрашивать, – отвечать: «Везем в Воронеж
секретный пакет от командира резервного добровольческого полка, прибывшего с юга в
район Касторной». Это и туманно, и убедительно.

Часа через три хорошего хода, в белесом свете, прорвавшемся ненадолго из-под
свинцовых туч, показался Воронеж, – купола, пожарные каланчи, красноватые крыши.
За все время пути не привязалась ни одна разведка, – посмотрят в бинокль на пятерых
всадников, скачущих в направлении города, и шагом едут дальше. Первая задержка
произошла на мосту. Деревянный, на живую нитку построенный мост охранялся. По
нему похаживали какие-то солидные люди в бескозырках, в белых нагольных кожанах,
какие носят бабы на Украине, и все почему-то с окладистыми бородами. На той стороне
около предмостных окопов курила кучка юнкеров.

Дундич остановил коня, спрыгнул и начал подтягивать подпругу.
– Показывать липовые документы не совсем желательно, – сказал он вполголоса. – Река
вздулась, переезжать где-нибудь вброд, – замочимся по шею, это еще более
нежелательно. Придется ехать через мост.

– Ладно, отругаемся, – мрачно сказал Латугин.