Page 46 - Котлован

Многие, прикоснувшись взаимными губами, стояли в таком чувстве некоторое время,
чтобы навсегда запомнить новую родню, потому что до этой поры они жили без памяти друг
о друге и без жалости.
— Ну, давай, Степан, побратаемся.
— Прощай, Егор, жили мы люто, а кончаемся по совести.
После целованья люди поклонились в землю — каждый всем, и встали на ноги,
свободные и пустые сердцем.
— Теперь мы, товарищ актив, готовы, пиши нас всех в одну графу, а кулаков мы сами
тебе покажем.
Но активист еще прежде обозначил всех жителей — кого в колхоз, а кого на плот.
— Иль сознательность в вас заговорила? — сказал он. — Значит, отозвалась массовая
работа актива! Вот она, четкая линия в будущий свет!
Чиклин здесь вышел на высокое крыльцо и потушил фонарь активиста — ночь и без
керосина была светла от свежего снега.
— Хорошо вам теперь, товарищи? — спросил Чиклин.
— Хорошо, — сказали со всего Оргдвора. — Мы ничего теперь не чуем, в нас один
прах остался.
Вощев лежал в стороне и никак не мог заснуть без покоя истины внутри своей жизни,
тогда он встал со снега и вошел в среду людей.
— Здравствуйте! — сказал он колхозу, обрадовавшись. — Вы стали теперь, как я, я
тоже ничто.
— Здравствуй! — обрадовался весь колхоз одному человеку.
Чиклин тоже не мог стерпеть быть отдельно на крыльце, когда люди стояли вместе
снизу; он опустился на землю, разжег костер из плетневого материала, и все начали
согреваться от огня.
Ночь стояла смутно над людьми, и больше никто не произносил слова, только
слышалось, как по-старинному брехала собака на чужой деревне, точно она существовала в
постоянной вечности.

* * *

…Очнулся Чиклин первым, потому что вспомнил что-то насущное, но, открыв глаза,
все забыл. Перед ним стоял Елисей и держал Настю на руках. Он уже держал девочку часа
два, пугаясь разбудить Чиклина, а девочка спокойно спала, греясь на его теплой, сердечной
груди.
— Не замучил ребенка-то? — спросил Чиклин.
— Я не смею, — сказал Елисей.
Настя открыла глаза на Чиклина и заплакала по нем; она думала, что в мире все есть
взаправду и навсегда, и если ушел Чиклин, то она уже больше нигде не найдет его на свете.
В бараке Настя часто видела Чиклина во сне и даже не хотела спать, чтобы не мучиться
наутро, когда оно настанет без него.
Чиклин взял девочку на руки.
— Тебе ничего было?
— Ничего, — сказала Настя. — А ты здесь колхоз сделал? Покажи мне колхоз!
Поднявшись с земли, Чиклин приложил голову Насти к своей шее и пошел
раскулачивать.
— Жачев-то не обижал тебя?
— Как же он обидит меня, когда я в социализме останусь, а он скоро помрет!
— Да, пожалуй, что и не обидит! — сказал Чиклин и обратил внимание на
многолюдство. Посторонний, пришлый народ расположился кучами и малыми массами по
Оргдвору, тогда как колхоз еще спал общим скоплением близ ночного, померкшего костра.