Page 42 - Котлован

листок…
— Говори скорей и дальше! — указал Чиклин.
— А я не прекращаю своего слова, товарищ бригадный, только я темпом слаб, уж вы
стерпите меня… А те листки с обозначением человека, осенившего себя рукодействующим
крестом, либо склонившего свое тело пред небесной силой, либо совершившего другой акт
почитания подкулацких святителей, те листки я каждую полуночь лично сопровождаю к
товарищу активисту.
— Подойди ко мне вплоть, — сказал Чиклин.
Поп готовно опустился с порожек амвона.
— Зажмурься, паскудный.
Поп закрыл глаза и выразил на лице умильную любезность. Чиклин, не колебнувшись
корпусом, сделал попу сознательный удар в скуло. Поп открыл глаза и снова зажмурил их,
но упасть не мог, чтобы не давать Чиклину понятия о своем неподчинении.
— Хочешь жить? — спросил Чиклин.
— Мне, товарищ, жить бесполезно, — разумно ответил поп. — Я не чувствую больше
прелести творения — я остался без Бога, а Бог без человека…
Сказав последние слова, поп склонился на землю и стал молиться своему
ангелу-хранителю, касаясь пола фокстротной головой.
В деревне раздался долгий свисток, и после него заржали.
Поп остановил молящуюся руку и сообразил значение сигнала.
— Собрание учредителей, — сказал он со смирением.
Чиклин вышел из церкви в траву. По траве шла было баба к церкви, выправляя позади
себя помятую лебеду, но увидев Чиклина, она обомлела на месте и от испуга протянула ему
пятак за свечку.

* * *

Организационный Двор покрылся сплошным народом; присутствовали организованные
члены и неорганизованные единоличники, кто еще был маломочен по сознанию или имел
подкулацкую долю жизни и не вступал в колхоз.
Активист находился на высоком крыльце и с молчаливой грустью наблюдал движенье
жизненной массы на сырой, вечерней земле; он безмолвно любил бедноту, которая, поев
простого хлеба, желательно рвалась вперед в невидимое будущее, ибо все равно земля для
них была пуста и тревожна; он втайне дарил городские конфеты ребятишкам неимущих и с
наступлением коммунизма в сельском хозяйстве решил взять установку на женитьбу, тем
более что тогда лучше выявятся женщины. И сейчас чей-то малый ребенок стоял около
активиста и глядел на его лицо.
— Ты чего взарился? — спросил активист. — На тебе конфетку.
Мальчик взял конфету, но одной пищи ему было мало.
— Дядь, отчего ты самый умный, а картуза у тебя нету?
Активист без ответа погладил голову мальчика; ребенок с удивлением разгрыз
сплошную каменистую конфету — она блестела, как рассеченный лед, и внутри ее ничего не
было, кроме твердости. Мальчик отдал половину конфеты обратно активисту.
— Сам доедай, у ней в середке вареньев нету: это сплошная коллективизация, нам
радости мало!
Активист улыбнулся с проницательным сознанием, он предчувствовал, что этот
ребенок в зрелости своей жизни вспомнит о нем среди горящего света социализма, добытого
сосредоточенной силой актива из плетневых дворов деревень.
Вощев и еще три убежденных мужика носили бревна к воротам Оргдвора и складывали
их в штабель — им заранее активист дал указание на этот труд.
Чиклин тоже пошел за трудящимися и, взяв бревно около оврага, понес его к Оргдвору: