Page 226 - Живые и мертвые

– Разговор старый и напрасный.
Рябченко огорченно махнул рукой и не стал спорить.
– Ну, скажи, – помолчав, воскликнул он, – что за люди у нас такие невоспитанные?
Воспитываем, воспитываем их, как будто понимают, а потом пленному р-раз – и пулю в лоб!
– Не одни мы воспитываем, – сказал Малинин. – С одного конца – мы, с другого –
немцы. Мы ему говорим: не трогай! А он в Кузькове своими глазами видел, как немцы
наших живьем в избе пожгли. Наука на науку. Ему бы после этого Кузькова впору самому
Гитлеру или Геббельсу руки-ноги поотрывать, но он не знает, доживет ли еще до этого.
Скорей всего, нет. А тут ему, пока суд да дело, вместо Гитлера под горячую руку просто
ефрейтор попался!
– Значит, оправдываешь?
– Не оправдываю, я объясняю для себя: как так, люди у нас не звери, а бывает,
зверствуют? Много фашисты сил положили, чтобы довести их до этого!
– А как же тебя все-таки теперь понимать?
– А так понимать, что надо работать, чтобы повторения таких случаев не было. А этот
случай я как факт своей недоработки записал, поэтому и в политдонесение включил. Хотя ты
и против сора из избы, но сор из избы – плохо, а сор в избе – еще того хуже.
– Ну, а тут, батя, как без меня дела? – помолчав и посмотрев в хмурое лицо Малинина,
спросил Рябченко.
– Тут дела, как сажа бела: прислали фотографа, сняли людей для партдокументов. А
Синцову от ворот поворот.
– Да что они там дурака ломают! – вскинулся Рябченко. – Мы же оба с тобой писали,
поддерживали… Чего им еще?..
– Да, мы с тобой, комбат, конечно, сила, – усмехнулся его молодой горячности
Малинин и бросил на Рябченко из-под своих хмурых бровей добрый, почти ласковый
взгляд. – Большая сила! – И, помолчав, добавил: – Да только, видно, не всюду.
Генерал приехал ровно через час, на санках командира полка Баглюка. Сзади генерала
и Баглюка сидел адъютант, а лошадью правил сам Баглюк.
Рябченко и Малинин вышли встречать генерала. Четверо награжденных, не считая
самого Рябченко, – Синцов, его командир взвода Караулов и двое бойцов из стрелковых рот
– были вызваны к штабу батальона заблаговременно и тоже, стоя поодаль, ожидали приезда
генерала.
Первым с саней соскочил Баглюк и, передав вожжи адъютанту, сказал:
– Отведи за дом.
Генерал тоже легко выскочил из саней. Он был среднего роста, но рядом с очень
высоким Баглюком казался маленьким. Был он одет не в папаху, а в ушанку, в
перекрещенный сверху ремнями полушубок и валенки. Расстегнутый верхний крючок
полушубка позволял увидеть краешки красных генеральских петлиц на кителе. Усы у
генерала Орлова были как две черные короткие щеточки; лицо желтоватое татарское, а узкие
глаза, тоже черные, как усы, веселые и еще не старые.
Рябченко подал команду «смирно», генерал принял рапорт, скомандовал «вольно»,
потом радостно глянул на небо, на заходившее за лес солнце и сказал, чтобы прямо сюда
вынесли какой-нибудь столик.
– Тут и вручим, на солнышке, чем в ваши катакомбы лезть, тем более – у вас там
карболкой пахнет.
Он был в прекрасном настроении по многим причинам.
Вчера вечером их собрали в штабе, познакомили с планом наступательной операции в
масштабе армии, запросили у всех командиров дивизий последние сведения о силах
находящегося перед ними противника и приказали на основе армейской директивы каждому
планировать бой в своей полосе наступления.
Судя по армейской директиве, главный удар, очевидно, предполагалось наносить не на
участке их армии, но по всему было ясно, что наступление планируется большое и пусть