Page 252 - Живые и мертвые

сказал Серпилин, садясь рядом с шофером в машину и кивая в окно на хлопья метели.
Полк Баглюка, в который поехал Серпилин, наступал правее взятого ночью города.
Об этом в полку жалели, соседям завидовали, а в общем, ни на то, ни на другое не
оставалось времени. За первые сутки полк освободил шесть деревень, а сегодня с утра – еще
пять. Но если вчера слово «освободил» походило на истину, то сегодня все занятые деревни
были почти дотла сожжены немцами. Они начали жечь деревни еще с ночи, и всю ночь
перед полком маячило на горизонте сразу несколько зарев.
Батальон Рябченко первые сутки шел в острие прорыва, но сегодня с утра на
перекрестке дорог уперся в небольшую деревеньку Мачеха, которую немцы не хотели
отдавать ни в какую, и, прежде чем взять оставшиеся от нее головешки, за пять часов боя
потерял сорок человек убитыми и ранеными.
Теперь Рябченко с одной ротой спешил догнать ушедшие вперед батальоны, а Малинин
подтягивал остальные роты, растянувшиеся на переметенной снегом дороге. Еще одна
деревня впереди, как говорили, тоже была взята и тоже перед тем сожжена; дым ее
пожарища напоминал, что надо спешить.
– Кругом дым, – сказал Синцов, равняясь с Карауловым, сзади которого он шел по
дороге.
Ноги вязли в снегу, ветер дул прямо в лицо, и нужно было большое усилие, чтобы
прибавить шагу и нагнать Караулова.
– Чего? – не расслышав, спросил Караулов.
– Дым, говорю, кругом.
Караулов кивнул и рукавицей стер снег, налипший на брови и усы.
– Вот я все иду и считаю, – сказал он, не поворачивая головы, – то с утра пять дымов
было, а теперь – восемь. Все больше жгут. Восемь! И еще считай эту, что мы взяли, как ее…
– Мачеха, – сказал Синцов.
– Именно что мачеха! Считай, девять! Была Мачеха – и нет Мачехи. А жили ведь
люди… Не знаю, чего фашисты думают: чтобы нам голову некуда было приклонить? Так мы
на снегу переспим, а все равно до них дойдем! И раз они такие паразиты, я бы по армии
приказ дал: пока они кругом жгут, их кругом в плен не брать. Сжег избу – пулю в лоб! Как
думаешь?
Синцов думал так же, как и Караулов, да и сам Караулов в сожженной дотла Мачехе
именно так и распорядился с захваченными поджигателями. Но, как человек, привычный к
порядку, он хотел, чтобы и уже сделанное им прежде и то, что он собирался сделать впредь,
делалось не просто по его гневу, а во исполнение приказа.
– Офицера там, у конюшни, – кто снял? – спросил Караулов.
– Комаров.
– То-то я видел, ты со своим отделением ушел, а потом ничего не слыхать, только
ихние автоматы. Думаю: неужели положили вас? А потом граната – и они уж не стреляют!
– Это Комаров гранату кинул, – повторил Синцов.
– Да, – сказал Караулов. – А то я подумал – побили все ваше отделение.
Сейчас в отделении Синцова было всего двое: он и Комаров, но для Караулова
отделение оставалось отделением, сколько бы в нем ни было на сегодняшний день…
– А вон еще один мертвяк, – сказал Караулов и остановился над лежавшим у дороги,
наполовину занесенным метелью трупом немца.
Немец лежал навзничь, обняв руками голову, одну ногу подвернув под себя, а другую
выкинув прямо на дорогу.
Караулов пнул эту ногу носком валенка, она чуть подалась, но снова заняла прежнее
место.
– А зимой мертвяки другие, как летом, – сказал Караулов. – Иной прямо тебе как кукла
и на человека не похож!
Теперь Караулов снова шел первым, а Синцов – за ним, видя впереди широкую спину
Караулова и слыша, как сзади, тяжело дыша, идет Комаров. Накануне наступления Комаров