Page 140 - Мастер и Маргарита

Воланду и вздрагивая, но уже от любопытства.
— А вот этого нельзя, — серьезно сказал Воланд и махнул рукой Абадонне, и того не
стало. — Что ты хочешь сказать, Азазелло?
— Мессир, — ответил Азазелло, — разрешите мне сказать. У нас двое посторонних:
красавица, которая хнычет и умоляет, чтобы ее оставили при госпоже, и кроме того, с ней,
прошу прощения, ее боров.
— Странно ведут себя красавицы, — заметил Воланд.
— Это Наташа, Наташа! — воскликнула Маргарита.
— Ну, оставить при госпоже. А борова к поварам!
— Зарезать? — испуганно крикнула Маргарита, — помилуйте, мессир, это Николай
Иванович, нижний жилец. Тут недоразумение, она, видите ли, мазнула его кремом…
— Помилуйте! — сказал Воланд, — на кой черт и кто станет его резать? Пусть посидит
вместе с поварами, вот и все! Не могу же, согласитесь, я его пустить в бальный зал!
— Да уж… — добавил Азазелло и доложил: — Полночь приближается, мессир.
— А, хорошо. — Воланд обратился к Маргарите: — Итак, прошу вас! Заранее
благодарю вас. Не теряйтесь и ничего не бойтесь. Ничего не пейте, кроме воды, а то вы
разомлеете и вам будет трудно. Пора!
Маргарита поднялась с коврика, и тогда в дверях возник Коровьев.

Глава 23

ВЕЛИКИЙ БАЛ У САТАНЫ

Полночь приближалась, пришлось спешить. Маргарита смутно видела что-нибудь.
Запомнились свечи и самоцветный какой-то бассейн. Когда Маргарита стала на дно этого
бассейна, Гелла и помогающая ей Наташа окатили Маргариту какой-то горячей, густой и
красной жидкостью. Маргарита ощутила соленый вкус на губах и поняла, что ее моют
кровью. Кровавая мантия сменилась другою — густой, прозрачной, розоватой, и у
Маргариты закружилась голова от розового масла. Потом Маргариту бросили на
хрустальное ложе и до блеска стали растирать какими-то большими зелеными листьями. Тут
ворвался кот и стал помогать. Он уселся на корточки у ног Маргариты и стал натирать ей
ступни с таким видом, как будто чистил сапоги на улице. Маргарита не помнит, кто сшил ей
из лепестков бледной розы туфли, и как эти туфли сами собой застегнулись золотыми
пряжками. Какая-то сила вздернула Маргариту и поставила перед зеркалом, и в волосах у нее
блеснул королевский алмазный венец. Откуда-то явился Коровьев и повесил на грудь
Маргариты тяжелое в овальной раме изображение черного пуделя на тяжелой цепи. Это
украшение чрезвычайно обременило королеву. Цепь сейчас же стала натирать шею,
изображение тянуло ее согнуться. Но кое-что вознаградило Маргариту за те неудобства,
которые ей причиняла цепь с черным пуделем. Это — та почтительность, с которою стали
относиться к ней Коровьев и Бегемот.
— Ничего, ничего, ничего! — бормотал Коровьев у дверей комнаты с бассейном, —
ничего не поделаешь, надо, надо, надо. Разрешите, королева, вам дать последний совет.
Среди гостей будут различные, ох, очень различные, но никому, королева Марго, никакого
преимущества! Если кто-нибудь и не понравится… Я понимаю, что вы, конечно, не выразите
этого на своем лице… Нет, нет, нельзя подумать об этом! Заметит, заметит в то же
мгновение. Нужно полюбить его, полюбить, королева. Сторицей будет вознаграждена за это
хозяйка бала! И еще: не пропустить никого. Хоть улыбочку, если не будет времени бросить
слово, хоть малюсенький поворот головы. Все, что угодно, но только не невнимание. От
этого они захиреют…
Тут Маргарита в сопровождении Коровьева и Бегемота шагнула из бассейной в полную
темноту.
— Я, я, — шептал кот, — я дам сигнал!