Page 207 - Мастер и Маргарита

— Не надо кричать в горах, он все равно привык к обвалам, и это его не встревожит.
Вам не надо просить за него, Маргарита, потому что за него уже попросил тот, с кем он так
стремится разговаривать, — тут Воланд опять повернулся к мастеру и сказал: — Ну что же,
теперь ваш роман вы можете кончить одною фразой!
Мастер как будто бы этого ждал уже, пока стоял неподвижно и смотрел на сидящего
прокуратора. Он сложил руки рупором и крикнул так, что эхо запрыгало по безлюдным и
безлесым горам:
— Свободен! Свободен! Он ждет тебя!
Горы превратили голос мастера в гром, и этот же гром их разрушил. Проклятые
скалистые стены упали. Осталась только площадка с каменным креслом. Над черной
бездной, в которую ушли стены, загорелся необъятный город с царствующими над ним
сверкающими идолами над пышно разросшимся за много тысяч этих лун садом. Прямо к
этому саду протянулась долгожданная прокуратором лунная дорога, и первым по ней
кинулся бежать остроухий пес. Человек в белом плаще с кровавым подбоем поднялся с
кресла и что-то прокричал хриплым, сорванным голосом. Нельзя было разобрать, плачет ли
он или смеется, и что он кричит. Видно было только, что вслед за своим верным стражем по
лунной дороге стремительно побежал и он.
— Мне туда, за ним? — спросил беспокойно мастер, тронув поводья.
— Нет, — ответил Воланд, — зачем же гнаться по следам того, что уже окончено?
— Так, значит, туда? — спросил мастер, повернулся и указал назад, туда, где соткался в
тылу недавно покинутый город с монастырскими пряничными башнями, с разбитым
вдребезги солнцем в стекле.
— Тоже нет, — ответил Воланд, и голос его сгустился и потек над скалами, —
романтический мастер! Тот, кого так жаждет видеть выдуманный вами герой, которого вы
сами только что отпустили, прочел ваш роман. — Тут Воланд повернулся к Маргарите: —
Маргарита Николаевна! Нельзя не поверить в то, что вы старались выдумать для мастера
наилучшее будущее, но, право, то, что я предлагаю вам, и то, о чем просил Иешуа за вас же,
за вас, — еще лучше. Оставьте их вдвоем, — говорил Воланд, склоняясь со своего седла к
седлу мастера и указывая вслед ушедшему прокуратору, — не будем им мешать. И, может
быть, до чего-нибудь они договорятся, — тут Воланд махнул рукой в сторону Ершалаима, и
он погас.

— И там тоже, — Воланд указал в тыл, — что делать вам в подвальчике? — тут
потухло сломанное солнце в стекле. — Зачем? — продолжал Воланд убедительно и мягко, —
о, трижды романтический мастер, неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под
вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам
не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту,
сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда. Там
ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вы
немедленно встретите рассвет. По этой дороге, мастер, по этой. Прощайте! Мне пора.
— Прощайте! — одним криком ответили Воланду Маргарита и мастер. Тогда черный
Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась
его свита. Ни скал, ни площадки, ни лунной дороги, ни Ершалаима не стало вокруг. Пропали
и черные кони. Мастер и Маргарита увидели обещанный рассвет. Он начинался тут же,
непосредственно после полуночной луны. Мастер шел со своею подругой в блеске первых
утренних лучей через каменистый мшистый мостик. Он пересек его. Ручей остался позади
верных любовников, и они шли по песчаной дороге.
— Слушай беззвучие, — говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми
ногами, — слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, — тишиной. Смотри, вон
впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и
вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я