Page 208 - Мастер и Маргарита

знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не
встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате,
когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты
будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А
прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру
казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади
ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память стала потухать. Кто-то
отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот
герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын
короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.

ЭПИЛОГ

Но все-таки, что же было дальше-то в Москве после того, как в субботний вечер на
закате Воланд покинул столицу, исчезнув вместе со своей свитой с Воробьевых гор?
О том, что в течение долгого времени по всей столице шел тяжелый гул самых
невероятных слухов, очень быстро перекинувшихся и в отдаленные и глухие места
провинции, и говорить не приходится, и слухи эти даже тошно повторять.
Пишущий эти правдивые строки сам лично, направляясь в Феодосию, слышал в поезде
рассказ о том, как в Москве две тысячи человек вышли из театра нагишом в буквальном
смысле слова и в таком виде разъехались по домам в таксомоторах.
Шепот «нечистая сила…» слышался в очередях, стоявших у молочных, в трамваях, в
магазинах, в квартирах, в кухнях, в поездах, и дачных и дальнего следования, на станциях и
полустанках, на дачах и на пляжах.
Наиболее развитые и культурные люди в этих рассказах о нечистой силе, навестившей
столицу, разумеется, никакого участия не принимали и даже смеялись над ними и пытались
рассказчиков образумить. Но факт все-таки остается фактом, и отмахнуться от него без
объяснений никак нельзя: кто-то побывал в столице. Уж одни угольки, оставшиеся от
Грибоедова, да и многое другое слишком красноречиво это подтверждали.
Культурные люди стали на точку зрения следствия: работала шайка гипнотизеров и
чревовещателей, великолепно владеющая своим искусством.
Меры к ее поимке, как в Москве, так и за пределами ее далеко, были, конечно, приняты
немедленные и энергичные, но, к великому сожалению, результатов не дали. Именующий
себя Воландом со всеми своими присными исчез и ни в Москву более не возвращался и
нигде вообще не появился и ничем себя не проявил. Совершенно естественно, что возникло
предположение о том, что он бежал за границу, но и там нигде он не обозначился.
Следствие по его делу продолжалось долго. Ведь как-никак, а дело это было
чудовищно! Не говоря уже о четырех сожженных домах и о сотнях сведенных с ума людей,
были и убитые. О двух это можно сказать точно: о Берлиозе и об этом несчастном служащем
в бюро по ознакомлению иностранцев с достопримечательностями Москвы, бывшем бароне
Майгеле. Ведь они-то были убиты. Обгоревшие кости второго были обнаружены в квартире
№ 50 по Садовой улице, после того как потушили пожар. Да, были жертвы, и эти жертвы
требовали следствия.
Но были и еще жертвы, и уже после того, как Воланд покинул столицу, и этими
жертвами стали, как это ни грустно, черные коты.
Штук сто примерно этих мирных, преданных человеку и полезных ему животных были
застрелены или истреблены иными способами в разных местах страны. Десятка полтора
котов, иногда в сильно изуродованном виде, были доставлены в отделения милиции в разных
городах. Например, в Армавире один из ни в чем не повинных котов был приведен каким-то
гражданином в милицию со связанными передними лапами.
Подкараулил этого кота гражданин в тот момент, когда животное с вороватым видом