Page 73 - На западном фронте без перемен

— Но ведь там столько народу в одной палате! Она, пожалуй, не сможет спать по ночам.
Отец кивает. Лицо у него усталое, в глубоких морщинах. Мать часто болела, и хотя ложилась в
больницу только под нашим нажимом, ее лечение стоило нам немалых денег. Отец положил
на это, по сути дела, всю свою жизнь.
— Если б только знать, во что обойдется операция, — говорит он.

— А вы еще не спрашивали?

— Прямо мы не спрашивали, так делать нельзя, — а вдруг врач рассердится? Это не дело, —
ведь он будет оперировать маму.

Да, думаю я с горечью, так уж повелось у нас, так уж повелось у них бедняков. Они не смеют
спросить о цене, они лучше будут мучиться, но не спросят; а те, другие, которым и
спрашивать-то незачем, они считают вполне естественным договариваться о цене заранее. И
врач на них не рассердится.
— А потом надо делать перевязки, и это тоже так дорого стоит, — говорит отец.

— А больничная касса, разве она ничего не платит? — спрашиваю я.
— Мама слишком долго болеет.

— Но у вас же есть хоть немного денег? Он качает головой:
— Нет. Но теперь я опять смогу взять сверхурочную работу.
Я знаю: он будет резать, фальцевать и клеить, стоя за своим столом до двенадцати часов ночи.
В восемь вечера он похлебает пустого супу, сваренного из тех жалких продуктов, которые они
получают по карточкам. Затем он примет порошок от головной боли и снова возьмется за
работу.
Чтобы немного развеселить его, я рассказываю ему несколько пришедших мне на ум
забавных историй, — солдатские анекдоты насчет генералов и фельдфебелей, которых где-то
кто-то оставил в дураках, и прочее в этом роде.

После прогулки я провожаю отца и сестру на станцию. Они дают мне банку повидла и пакет с
картофельными лепешками, — мать еще успела нажарить их для меня.

Затем они уезжают, а я возвращаюсь в бараки.
Вечером я вынимаю несколько лепешек, намазываю на них повидло и начинаю есть. Но мне
что-то не хочется. Я выхожу во двор, чтобы отдать лепешки русским.

Тут мне приходит в голову, что мать жарила их сама, и когда она стояла у горячей плиты, у
нее, быть может, были боли. Я кладу пакет обратно в ранец и беру с собой для русских только
две лепешки.