Page 74 - На западном фронте без перемен

IX
Мы едем несколько дней. В небе появляются первые аэропланы. Мы обгоняем эшелоны с
грузами. Орудия, орудия... Дальше мы едем по фронтовой узкоколейке. Я разыскиваю свой
полк. Никто не знает, где он сейчас стоит. Я где-то остаюсь на ночевку, где-то получаю утром
паек и кой-какие сбивчивые инструкции. Взвалив на спину ранец и взяв винтовку, я снова
пускаюсь в путь.
Прибыв к месту назначения, я не застаю в разрушенном местечке никого из наших. Узнаю,
что наш полк входит теперь в состав летучей дивизии, которую всегда бросают туда, где что-
нибудь неладно. Это, конечно, не очень весело. Мне рассказывают, что у наших будто бы были
большие потери. Расспрашиваю про Ката и Альберта. Никто о них ничего не знает.

Я продолжаю свои поиски и плутаю по окрестностям; на душе у меня какое-то странное
чувство. Наступает ночь, и еще одна ночь, а я все еще сплю под открытым небом, как индеец.
Наконец мне удается получить точные сведения, и после обеда я докладываю в нашей ротной
канцелярии о своем прибытии.
Фельдфебель оставляет меня в распоряжении части. Через два дня рота вернется с передовых,
так что посылать меня туда нет смысла.
— Ну как отпуск? — спрашивает он. — Хорошо, а?

— Да как сказать, — говорю я.
— Да, да, — вздыхает он, — если б только не надо было возвращаться. Из-за этого вся вторая
половина всегда испорчена.
Я слоняюсь без дела до того утра, когда наши прибывают с передовых, с серыми лицами,
грязные, злые и мрачные. Взбираюсь на грузовик и расталкиваю приехавших, ищу глазами
лица друзей, — вон там Тьяден, вот сморкается Мюллер, а вот и Кат с Кроппом. Мы набиваем
наши тюфяки соломой и укладываем их рядом друг с другом. Глядя на товарищей, я чувствую
себя виноватым перед ними, хотя у меня нет никаких причин для этого. Перед сном я достаю
остатки картофельных лепешек и повидло, — надо же, чтобы и товарищи хоть чем-нибудь
воспользовались.

Две лепешки немного заплесневели, но их еще можно есть. Их я беру себе, а те, что посвежее,
отдаю Кату и Кроппу.
Кат жует лепешку и спрашивает:

— Небось мамашины? Я киваю.

— Вкусные, — говорит он, — домашние всегда сразу отличишь.
Еще немного, и я бы заплакал. Я сам себя не узнаю. Но ничего, здесь мне скоро станет легче,
— с Катом, с Альбертом и со всеми другими. Здесь я на своем месте.

— Тебе повезло, — шепчет Кропп, когда мы засыпаем, — говорят, нас отправят в Россию.

— В Россию? Ведь там война уже кончилась.
Вдалеке грохочет фронт. Стены барака дребезжат.
В полку усердно наводят чистоту и порядок. Начальство помешалось на смотрах. Нас
инспектируют по всем статьям. Рваные вещи заменяют исправными. Мне удается отхватить
совершенно новенький мундир, а Кат — Кат, конечно, раздобыл себе полный комплект
обмундирования. Ходит слух, будто бы скоро будет мир, но гораздо правдоподобнее другая
версия — что нас повезут в Россию. Однако зачем нам в Россию хорошее обмундирование?
Наконец просачивается весть о том, что к нам на смотр едет кайзер. Вот почему нам так часто
устраивают смотры и поверки.
Целую неделю нам кажется, что мы снова попали в казарму для новобранцев, — так нас
замучили работой и строевыми учениями. Все ходят нервные и злые, потому что мы не
любим, когда нас чрезмерно донимают чисткой и уборкой, а уж шагистика нам и