Page 9 - На западном фронте без перемен

личности, какого никто и никогда не вздумал бы потребовать даже от самого последнего
слуги. Козырять, стоять навытяжку, заниматься шагистикой, брать на караул, вертеться
направо и налево, щелкать каблуками, терпеть брань и тысячи придирок, — мы мыслили себе
нашу задачу совсем иначе и считали, что нас готовят к подвигам, как цирковых лошадей
готовят к выступлению. Впрочем, мы скоро привыкли к этому. Мы даже поняли, что кое-что
из этого было действительно необходимо, зато все остальное, безусловно, только мешало. На
эти вещи у солдата тонкий нюх.
Группами в три-четыре человека наш класс разбросали по отделениям, вместе с
фрисландскими рыбаками, крестьянами, рабочими и ремесленниками, с которыми мы вскоре
подружились. Кропп, Мюллер, Кеммерих и я попали в девятое отделение, которым
командовал унтерофицер Химмельштос.

Он слыл за самого свирепого тирана в наших казармах и гордился этим. Маленький,
коренастый человек, прослуживший двенадцать лет, с ярко-рыжими, подкрученными вверх
усами, в прошлом почтальон. С Кроппом, Тьяденом, Вестхусом и со мной у него были особые
счеты, так как он чувствовал наше молчаливое сопротивление.
Однажды утром я четырнадцать раз заправлял его койку. Каждый раз он придирался к чему-
нибудь и сбрасывал постель на пол. Проработав двадцать часов, — конечно, с перерывами, — я
надраил пару допотопных, твердых, как камень, сапог до такого зеркального блеска, что даже
Химмельштосу не к чему было больше придраться. По его приказу я дочиста выскоблил
зубной щеткой пол нашей казармы. Вооружившись половой щеткой и совком, мы с Кроппом
стали выполнять его задание — очистить от снега казарменный двор, и наверно замерзли бы,
но не отступились, если бы во двор случайно не заглянул один лейтенант, который отослал
нас в казарму и здорово распек Химмельштоса. Увы, после этого Химмельштос только еще
более люто возненавидел нас. Четыре недели подряд я нес по воскресеньям караульную
службу и, к тому же, был весь этот месяц дневальным; меня гонял и с полной выкладкой и с
винтовкой в руке по раскисшему, мокрому пустырю под команду «ложись!» и «бегом марш!»,
пока я не стал похож на ком грязи и не свалился от изнеможения; через четыре часа я
предъявил Химмельштосу мое безукоризненно вычищенное обмундирование, — правда,
после того, как я стер себе руки в кровь. Мы с Кроппом, Вестхусом и Тьяденом разучивали
«стойку смирно» в лютую стужу без перчаток, сжимая голыми пальцами ледяной ствол
винтовки, а Химмельштос выжидающе петлял вокруг, подкарауливая, не шевельнемся ли мы
хоть чуть-чуть, чтобы обвинить нас в невыполнении команды. Я восемь раз должен был
сбегать с верхнего этажа казармы во двор, ночью, в два часа, за то, что мои кальсоны
свешивались на несколько сантиметров с края скамейки, на которой мы складывали на ночь
свою одежду. Рядом со мной, наступая мне на пальцы, бежал дежурный унтер- офицер, — это
был Химмельштос. На занятиях штыковым боем мне всегда приходилось сражаться с
Химмельштосом, причем я ворочал тяжелую железную раму, а у него в руках была легонькая
деревянная винтовка, так что ему ничего не стоило наставить мне синяков на руках; однажды,
правда, я разозлился, очертя голову бросился на него, и нанес ему такой удар в живот, что
сбил его с ног. Когда он пошел жаловаться, командир роты поднял его на смех и сказал, что
тут надо самому не зевать; он знал своего Химмельштоса и, как видно, ничего не имел против,
чтобы тот остался в дураках. Я в совершенстве овладел искусством лазить на шкафчики; через
некоторое время и по части приседаний мне тоже не было равных; мы дрожали, едва
заслышав голос Химмельштоса, но одолеть нас этой взбесившейся почтовой кляче так и не
удалось.
В одно из воскресений мы с Кроппом шли мимо бараков, неся на шесте полные ведра из
уборной, которую мы чистили, и когда проходивший мимо Химмельштос (он собрался пойти
в город и был при всем параде), остановившись перед нами, спросил, как нам нравится эта
работа, мы сделали вид, что запнулись, и выплеснули ведро ему на ноги. Он был вне себя от
ярости, но ведь и нашему терпению пришел конец.
— Я вас упеку в крепость! — кричал он.
Кропп не выдержал.

— Но сначала будет расследование, и тогда мы выложим все, — сказал он.
— Как вы разговариваете с унтер-офицером? — орал Химмельштос. — Вы что, с ума сошли?
Подождите, пока вас спросят! Так что вы там сделаете?
— Выложим все насчет господина унтер-офицера! — сказал Кропп, держа руки по швам.
Тут Химмельштос все-таки почуял, чем это пахнет, и убрался, не говоря ни слова.