Page 119 - Петр Первый
P. 119
польского и короля стольного града Прешпурга. К прешпургскому королю отходили
потешные, Бутырский и Лефортов полки, к польскому – лучшие части стрелецких –
Стремянного, Сухарева, Цыклера, Кровкова, Нечаева, Дурова, Нормацкого, Рязанова.
Королем прешпургским посажен Федор Юрьевич Ромодановский, он же Фридрихус,
польским – Иван Иванович Бутурлин, муж пьяный, злорадный и мздоимливый, но на
забавы и шумство проворный. Стольным городом ему определен Сокольничий двор на
Семеновском поле.
Вначале думали, все это – прежние Петровы шутки. Но что ни день – указ, один
беспокойнее другого. Бояре, окольничие и стольники расписывались в дворовые чины к
обоим королям. Петр начинал играть неприлично. Многие из бояр огорчились: в
родовых записях такого еще не бывало, чтобы с чинами шутить… Ходили к царице
Наталье Кирилловне и осторожно жаловались на сынка. Она разводила пухлыми руками,
ничего не понимала. Лев Кириллович с досадой говорил: «А мы что можем поделать, –
прислан указ от великого государя, с печатями… Поезжайте к нему сами, просите
отменить…» К Петру ехать поостереглись. Думали, так как-нибудь обойдется… Но с
Петром не обходилось. Кое к кому из бояр нежданно вломились во дворы солдаты, силой
велели одеться по-дворцовому, увезли в Преображенское на шутовскую службу… У
старого князя Приимкова-Ростовского отнялись ноги. Иные пробовали сказаться
больными, – не помогло. Скрыться некуда. Пришлось ехать на срам и стыд…
В Прешпурге, – издалека виднелись восьмиугольные бревенчатые его башни, дерновые
раскаты, уставленные пушками, белые палатки вокруг, – с ума можно было сойти
русскому человеку. Как сон какой-то нелепый – игра не игра, и все будто вправду. В
размалеванной палате, на золоченом троне под малиновым шатром сидит развалясь
король Фридрихус; на башке – медная корона, белый атласный кафтан усажен звездами,
поверх – мантия на заячьем меху, на ботфортах – гремучие шпоры, в зубах – табачная
трубка… Без всяких шуток сверкает глазами. А вглядишься – Федор Юрьевич. Плюнуть
бы, – нельзя. Думный дворянин Зиновьев от отвращения так-то плюнул, – в тот же день и
повезли его на мужицкой телеге в ссылку, лишив чести… Наталье Кирилловне самой
пришлось ехать в Преображенское, просить, чтобы его простили, вернули…
А царь Петр, – тут уже руками только развести, – совсем без чина – в солдатском
кафтане. Подходя к трону Фридрихуса, склоняет колено, и адский этот король, если
случится, на него кричит „как на простого. Бояре и окольничие сидят – думают в
шутовской палате, принимают послов, приговаривают прешпургские указы, горя со
стыда… А по ночам – пир и пьянство во дворце у Лефорта, где главенствует второй,
ночной владыка, – богопротивный, на кого взглянуть-то зазорно, мужик Микитка Зотов,
всешутейший князь-папа кукуйский.
Затем, – должно быть, уж для полнейшего разорения, по наговору иноземцев
проклятых, – пригнали из Москвы с тысячу дьяков и подьячих, взяли их из приказов, кто
помоложе, вооружили, посадили на коней, обучали военному делу без пощады.
Фридрихус в Думе сказал:
– Скоро до всех доберемся… Не долго тараканам по щелям сидеть. Все поедят у нас
солдатской каши…
Петр, стоявший у дверей (садиться при короле не смел), громко засмеялся на эти слова.
Фридрихус бешено топнул на него шпорой – царь прикрыл рот… Плакать тут надо было,
все грехи свои помянув, с молитвой, сообща, пасть царю в ноги: «Руби нам головы,
мучай, зверствуй, если не можешь без потехи… Но ты, наследник византийских
императоров, в какую бездну влечешь землю российскую… Да уж не тень ли антихриста
за плечом твоим?..» Так вот же, – духу не хватило, не смогли сказать.
Такой же двор был и у польского короля, Ваньки Бутурлина, в Семеновском. Но там хоть
не нужно было ломаться, служба спокойная: бояре и окольничие, сидя в потешной думе
вдоль стен на лавках, зевали в рукава, покуда сумерки не засинеют в окошечках, потом
ехали в Москву ночевать. Король, Ванька Каин, по злобе и озорству пытался было
заставить всех говорить по-польски, но преломить боярского упрямства не смог, да и
самому играть с ними надоело, – оставил их дремать, как хотят.
Не успели обвыкнуться – новая ломка: едва только зеленой дымкой покрылись леса, –
Бутурлин послал к королю Фридрихусу посла объявлять войну и с полками, обозами и
боярами двинулся к Прешпургу. Стрельцы шли в поход злые, – время было севу, дорог