Page 143 - Петр Первый

Глава шестая
В феврале 1695 года в Кремле с постельного крыльца думным дьяком Виниусом
объявлено было всем стольникам, жильцам, стряпчим, дворянам московским и дворянам
городовым, чтоб они со своими ратниками и дружинами собирались в Белгороде и
Севске к боярину Борису Петровичу Шереметьеву для промысла над Крымом.

Шереметьев был опытный и осторожный воевода. К апрелю месяцу, собрав сто двадцать
тысяч служилого войска и соединившись с малороссийскими казаками, он медленно
пошел к низовьям Днепра. Там стояли древняя крепость Очаков и укрепленные турецкие
городки: Кизикерман, Арслан-Ордек, Шахкерман и в устье Днепра на острову –
Соколиный замок, от него на берега протянуты были железные цепи, чтобы заграждать
путь в море.
Огромное московское войско, подойдя к городкам, промышляло над ними все лето. Мало
было денег, мало оружия, не хватало пушек, длительна переписка с Москвой из-за
всякой мелочи. Но все же в августе удалось взять приступом Кизикерман и два другие
городка. По сему случаю в стане Шереметьева был великий пир. С каждой заздравной
чашей стреляли пушки в траншеях, наводя страх на турок и татар. Когда о победе
написали в Москву, там с облегчением заговорили: «Наконец-то – хоть кус отхватили у
Крыма, и то – честь!..»

………………………………………………………

Тою же весной, тайно, без объявления, двадцать тысяч лучшего войска – полки
Преображенский, Семеновский и Лефортов, стрельцы, городовые солдаты и роты из
дьяков – были посажены у Всехсвятского моста на Москве-реке на струги, каторги и
лодки, и караван, растянувшись на много верст, под музыку и пушечную пальбу поплыл
в Оку и оттуда Волгой до Царицына.

Генерал Гордон с двенадцатитысячным отрядом двинулся степью на Черкасск.
Оба войска направлялись под турецкую крепость Азов на Азовском море. Здесь турки
держали торговые пути на восток и на хлебные кубанские и терские степи. Диверсия под
Азов решена была на военном совете, или консилии, – Лефортом, Гордоном, Автономом
Головиным и Петром. Чтобы не было огласки да туркам не было бы много чести, – Петра
при войске приказано именовать бомбардиром Петром Алексеевым… (Да и позора
меньше – буде неудача.) На консилии много думали, – на кого оставить Москву? Народ
был неспокоен. Под самой столицей рыскали разбойничьи шайки, – дороги зарастали
травой – до того опасно стало ездить. Страшный враг, Софья, сидела в Новодевичьем,
правда – тихо, молча… Но надолго ли?

На одного человека можно было положиться без раздумья, один был верен без
лукавства, один только мог пугать народ – Федор Юрьевич Ромодановский, князь-кесарь
потешных походов и всешутейшего собора. На него и оставили Москву. А чтобы над ним
не хихикали в рукав за прежнее, – велено было без шуток именовать его князь-кесарем и
величеством. Бояре вспомнили, что такой же случай был сто лет назад, когда Иван
Грозный, отъехав в Александровскую слободу, посадил в Москве полушута-полупугало,
татарского князя Симеона Бекбулатовича, «царем всеа России». Вспомнили и
покорились. А народу было все равно, что князь-кесарь и что черт, дьявол, знали только,
что Ромодановский беспощаден и крови не боится.

Бомбардир Петр Алексеев плыл во главе каравана на Лефор-товой многовесельной
каторге. По пути хлебнули горя. Лодки, струги и паузки, построенные купечеством и
государевыми гостями, текли и тонули. В туманные весенние ночи блуждали в разливах,
на мели. В Нижнем-Новгороде пришлось пересесть на волжские барки. Петр писал
Ромодановскому:

«Мин хер кениг… За которую вашу государскую милость должны мы до последней капли
кровь свою пролить, для чего и посланы… О здешнем возвещаю, что холопи ваши,
генералы Автоном Михайлович и Франц Яковлевич, со всеми войсками, дал бог
здорово… И намерены завтрашнего дни идтить в путь… А мешкалы для того, что иные
суды в три дни насилу пришли… Суды, которые делали гости, гораздо худы, иные и
насилу пришли… А из служилых людей по се число умерло небольшое число… За сим