Page 138 - Петр Первый
P. 138

– Что ж, нам бояться нечего, бояре… Василий Голицын ожегся на Крыме. А чем
                ополчение-то его воевало? Дрекольем… Ныне, слава богу, оружия у нас достаточно…
                Хотя бы мой завод в Туле, – пушки льем не хуже турецких… А пищали и пистоли у меня
                лучше… Прикажет государь, – к маю месяцу наконечников копий да сабелек поставлю
                хоть на сто тысяч… Нет, от войны нам пятиться не можно…

                Ромодановский, посипев горлом, сказал:
                – Мы б одни жили, мы бы еще подумали… А на нас Европа смотрит… На месте нам не
                топтаться, – сие нам в неминуемую погибель… Времена не Гостомысла, жестокие
                времена настают… И первое дело – побить татар…

                Тихо стало под красными низкими сводами. Петр грыз ногти. Вошел Борис Алексеевич
                Голицын, обритый наголо, но в русском платье, веселый, – подал Петру развернутый
                лист. Это была челобитная московского купечества; просили защитить Голгофу и гроб
                господень, очистить дороги на юг от татар, и если можно, то и города рубить на Черном
                море. Виниус, подняв на лоб очки, внятно прочел бумагу. Петр поднялся – мономаховой
                шапкой под шатер.
                – Что ж, бояре, – как приговорите?
                И глядел зло, рот сжал в куриную гузку. Бояре восстали, поклонились:

                – Воля твоя, великий государь, – созывай ополчение…

                – Цыган… Слушай меня.
                – Ну?

                – Ты ему скажи, – подручным, скажи, был у меня в кузне… И крест на том целуй…
                – Стоит ли?

                – Конечно… Еще поживем… Ведь эдакое счастье…
                – Надоело мне, Кузьма. Скорее бы уж кончили…

                – Кончут! Дожидайся… Вырвут ноздри, кнутом обдерут до костей и в Сибирь…
                – Да, это… пожалуй… Это отчаянно…

                – Льва Кирилловича управитель был в Москве и взял грамоту, чтоб искать в острогах
                нужных людей – брать на завод. А это как раз мое дело, – я и разговорился… Они меня
                помнют… Э, милый, Кузьму Жемова скоро не забудешь… Есть мне дали, щи с
                говядиной… И обращение – без битья… Но – строго… Позовут, ты так и говори – был у
                меня молотобойцем…

                – Щи с говядиной? – подумав, повторил Цыган.
                Разговаривали Цыган с Жемовым в тульском остроге, в подполье. Сидели они вот уже
                скоро месяц. Били их только еще один раз, когда поймали на базаре с краденой
                рухлядью. (Иуде тогда удалось убежать.) Они ждали розыска и пытки. Но тульский
                воевода с дьяками и подьячими сам попал под розыск. Про колодников забыли.
                Острожный сторож водил их каждое утро, забитых в колодки, на базар просить
                милостыню. Тем питались да еще кормили и сторожа. И вот негаданно – вместо Сибири –
                на оружейный завод Льва Кирилловича. Все-таки ноздри останутся целы.

                ………………………………………………………

                Цыган сказал про себя так, как учил его Жемов. Из острога их в колодках погнали за
                город на реку Упу, где по берегу стояли низкие кирпичные постройки, обнесенные
                тыном, и в отведенной из реки канаве скрипели колеса водяных мельниц. Было студено,
                с севера волоклись тучи. У глинистого берега толпа острожников выгружала со стругов
                дрова, чугун и руду. Кругом – пни да оголенные кусты, омертвевшие поля. Осенний
                ветер. Тоской горел единый глаз у Цыгана, когда подходили к окованным воротам, где
                стояли сторожа с бердышами… Мало того, что и били, и гоняли, как дикого зверя по
   133   134   135   136   137   138   139   140   141   142   143