Page 257 - Петр Первый
P. 257
– Не махай перстами, я тебе не черт, ты мне не батька. Выходите все, а то дверь высажу.
– А что вы за люди? – странно, насмешливо спросил старец. – Зачем в такое пустое
лесное место заехали?
– А такие мы люди, – с царской грамотой люди. Не будете слушать – всех перевяжем,
отвезем в Повенец.
Стариковская голова скрылась, не ответив. Что было делать? Яким отчаянно шептал:
«Алексей Иванович, ей-богу, сожгутся…» Опять там затянули «со святыми упокой».
Алексей топтался перед дверями, от досады пошмыгивая носом. Ну, как уйти? Разнесут
по всем скитам, что-де прогнали офицера. Снял варежки, подпрыгнул, ухватился за край
окошка, подтянулся, увидел: в горячем свете множества свечей обернулись к нему
ужаснувшиеся бородатые лица, обороняясь перстами, зашипели: «Свят, свят, свят».
Алексей спрыгнул:
– Давай еще раз в дверь…
Солдаты раз ударили. Стали ждать. Тогда из чердачного окошка полезли трое (Яким
признал Степку Бармина и Петрушку Кожевникова), в руках – охотничьи луки, за поясом
– по запасной стреле, у третьего – пищаль. Вылезли на крышу, глядели на солдат. Мужик
с пищалью сказал сурово:
– Отойдите, стрелять будем. Нас много.
От дерзости такой Алексей Бровкин растерялся. Будь то посадские какие-нибудь
людишки, – разговор короткий. Это были самые коренные мужики, их упрямство он
знал. Тот, с пищалью, – вылитый его крестный покойный, толстоногий, низко
подпоясанный, борода жгутами, медвежьи глаза… Не стрелять же в своего, такого.
Алексей только погрозил ему. Яким ввязался:
– Тебя как зовут-то?
– Ну, Осип зовут, – неохотно ответил мужик с пищалью.
– Что ж, Осип, не видишь – господин офицер и сам подневольный. Вы бы с ним по любви
поговорили, столковались.
– Чего он хочет? – спросил Осип.
– Дайте ему человек десять, пятнадцать в войско, да нашим солдатам дайте обогреться.
Ночью уйдем.
Петрушка и Степан, слушая, присели на корточки на краю крыши. Осип долго думал.
– Нет, не дадим.
– Почему?
– Вы нас по старым деревням разошлете, в неволю. Живыми не дадимся. За старинные
молитвы, за двоеперстное сложение хотим помереть. И весь разговор…
Он поднял пищаль, дунул на полку из рога, подсыпал пороху и стоял, коренасто, над
дверью. Что тут было делать? Яким посоветовал махнуть рукой на эту канитель:
Нектария не сломить.
– Он упрям, я тоже упрям, – ответил Алексей. – Без людей не уйду. Возьмем их осадой.
Двоих солдат послали за лошадьми, – отпрячь, кормить. Четверых – греться в келью.
Остальным быть настороже, чтобы в моленную не было проноса воды и пищи. День
кончался. Мороз крепчал. Раскольники похоронно пели. Петрушка и Степан посидели,
посидели, перешептываясь, на крыше, поняли – дело затяжное.
– Нам до ветру нужно, – стали просить. – На крыше – грех, пустите нас спрыгнуть.
Алексей сказал: