Page 313 - Петр Первый
P. 313

были видны очертания подносимого к берегу моста, на нем кричали люди. Справа, там,
                где частокол лагеря упирался в реку, бесновались бесчисленные толпы…

                – Центр прорван, – сказал Галларт, – это полки Головина…
                Солдаты лезли через частокол, отдельные кучки их бежали к шатру…

                – О черт! – крикнул герцог. – На коней, господа! – Он потащил с себя оленью шубу, –
                латы мешали движениям. – Помогите же, о черт!

                Герцог, Галларт и Блюмберг влезли на коней, спустились вниз к воде и по топкому
                берегу тяжело поскакали на запад, навстречу шведским выстрелам, – сдаваться в плен,
                чтобы этим уберечь свои жизни от разъяренных солдат.

                .. . . . . . . . . . . .

                Стемнело. Ветер затихал, валил мягкий снег. Изредка хлопал одинокий выстрел. В
                русском лагере было тихо, как на кладбище, ни одного огня… Лишь в центре, в
                захваченном обозе, пьяные шведские гренадеры хрипло орали песни. Пламя горящих
                бочек озаряло пелену снега, ложившуюся на мертвецки пьяных и на убитых.
                Артамон Головин, Трубецкой, Бутурлин, царевич Имеретинский, Яков Долгорукий,
                десять полковников (среди них – сын славного генерала Гордона и сын Франца Лефорта),
                подполковники, майоры, капитаны, поручики – восемьдесят командиров – собрались на
                конях и пешие у землянки, где совещались генералы. Только что были посланы к королю
                Карлу парламентеры, – князь Козловский и майор Пиль, – но они наткнулись на своих
                солдат, были опознаны и убиты…

                В землянке при свете лучины Артамон Головин говорил:
                – Укрепления прорваны, главнокомандующий бежал, мосты разломаны, пороховые обозы
                – у шведов… Назавтра не можем возобновить боя… Покуда ночью шведы не видят
                нашего бедствия, можем добиться от короля женерозных условий, сохранить оружие и
                войска… Ты, Иван Иванович (поклонился Бутурлину), ступай, батюшка, сам к королю,
                скажи ему, что, не желая-де пролития христианской крови, хотим разойтись: уйдем-де в
                свою землю, а он пускай уходит в свою…
                – А пушки? Отдать? – прохрипел Бутурлин.

                На это никто не ответил, генералы потупились. У гордого Головина слезно сморщилось
                все лицо. Толстогубый, черный Яков Долгорукий сказал, ломая брови:

                – Что зря-то болтать… Выпьем сраму досыта… На милость сдаемся.
                Бутурлин щелкнул кремнями двух пистолетов, сунул их за пояс, надвинул шляпу на лоб,
                вышел из землянки:
                – Трубача!

                К нему придвинулись офицеры:
                – Иван Иванович, ну что? Сдаемся?

                – Мы готовы умереть, Иван Иванович… Да ведь от своих же умирать-то…
                В версте от русского лагеря, на мызе, Карл и генералы приняли Бутурлина. Шведы, так
                же как и русские, боялись завтрашнего дня. Поломавшись для чести, согласились
                пропустить на ту сторону Наровы все русское войско при оружии и со знаменами, но без
                пушек и обозов. В залог потребовали доставить на мызу всех русских генералов и
                офицеров, а войско пусть идет с богом домой… Бутурлин попытался было спорить. Карл
                сказал ему с усмешкой:

                – Из любви к брату, царю Петру, спасаю его славных генералов от солдатской ярости. В
                Нарве вам будет спокойнее и сытнее, чем при войске.

                Пришлось согласиться на все. Взвод кирасир поскакал брать заложников. Шведские
                саперы, запалив на берегу костры, начали наводить мост, чтобы как можно скорее
   308   309   310   311   312   313   314   315   316   317   318