Page 318 - Петр Первый
P. 318

шума…
                – Хитришь, дядя…

                – А я – стар, чего мне хитрить…
                – Деньги немедля нужны – хоть разбоем добыть…

                – А много ли тебе?

                Федор Юрьевич спросил и чуть усмехнулся. Петр опять, – «гм», пробежался по спаленке,
                закурил у свечи, пустил клуб другой и выговорил твердо:
                – Два миллиона.

                – А поменьше нельзя?
                Петр сейчас же присел перед ним, стал трясти князя за колени:

                – Будет тебе томить… Давай так, – монастыри я покуда не трону… Ладно? Есть деньги?
                Много?

                – Завтра посмотрим…
                – Сейчас… Поедем…

                Федор Юрьевич взял шапку, тяжело поднялся:
                – Ну, бог с тобой… Если уж нужда крайняя… (По-медвежьему заковылял к двери.) Только
                никого с собой не бери, одни поедем…
                .. . . . . . . . . . . .

                На Спасской башне прозвонило – час, кожаная карета князя-кесаря въехала в Кремль,
                покрутилась по темным узким переулкам между старыми домами приказов и стала у
                приземистого кирпичного здания. На ступеньке низенького крыльца стоял фонарь.
                Привалясь к железной двери, храпел человек в тулупе. Князь-кесарь, вылезая из кареты
                вслед за Петром Алексеевичем, поднял фонарь (сальная свеча, наплыв, коптила), ногой
                ткнул в лапоть, торчащий из тулупа. Человек – спросонок: «Чово ты, чово?» –
                приподнялся, отогнул край бараньего воротника, узнал, вскочил.

                Князь-кесарь, отстранив его от двери, отомкнул замок своим ключом, пропустил Петра,
                вошел сам и дверь за собой запер. Дер-жа высоко фонарь, пошел вперевалку через
                холодные и через теплые сени в низенькую, сводчатую, с облупившимися стенами
                палату приказа Тайных дел, учрежденного еще царем Алексеем Михайловичем. Здесь
                пахло пылью, сухой плесенью, мышами. Два решетчатых окошечка затянуты паутиной.
                Приотворилась дверь, со страхом просунулась стариковская голова внутреннего,
                доверенного, сторожа:
                – Кто здесь? Что за люди?

                – Подай свечу, Митрич, – сказал ему князь-кесарь.
                У дальней стены были дубовые низенькие шкафы с коваными замками (к шкафам не то
                что прикасаться, но любопытствовать – какие такие в них хранятся дела – запрещено под
                страхом лишения живота). Сторож принес в железном подсвечнике свечу. Князь-
                кесарь, – показывая на средний шкаф:

                – Отодвинь от стены… (Сторож затряс головой.) Я приказываю… Я отвечаю…
                Сторож поставил свечу на пол. Налег хилым плечом, – шкаф не сдвигался. Петр
                торопливо сбросил полушубок, шапку, взял-ся, – шея побагровела, – отодвинул. Из-под
                шкафа выбежала мышь. За ним в стене, затянутая пыльными хлопьями паутины,
                оказалась железная дверца. Князь-кесарь вынул двухфунтовый ключ, сопя: «Митрич,
                свети, – не видать», неловко совал ключом в скважину. За три десятка лет замок
                заржавел, не поддавался. «Ломом, что ли, его, – сбегай, Митрич».
   313   314   315   316   317   318   319   320   321   322   323