Page 315 - Петр Первый

войска – без командиров и обозов (остались только младшие офицеры и унтер-офицеры,
и то главным образом в гвардейских полках)…

– Герцог первый сдался? Цезарец-то, герой, сукин сын! И Блюмберг с ним? Алексашка,
можешь понять? Брат родной – Блюмберг – ускакал к шведу… Вор, вор! (Изо рта Петра
летели огуречные семечки.) Семьдесят девять предателей! Головин, Долгорукий,
Бутурлин Ванька, знал я, что – дурак… но – вор! Трубецкой, боров гладкий! Как они
сдались?..

– Подъехал к землянке капитан Врангель с кирасирами, наши отдали ему шпаги…
– И ни один, – хотя бы?..

– Которые плакали…
– Плакали! Ерои! Что ж они, – надеются: я после сей кон-фузии буду просить мира?

– Мира просить сейчас – подобно смерти, – негромко сказал Алексашка…
Петр остановился перед слюдяным окошечком, – в глубине низкого свода, расставя ноги,
сжимал, разжимал за спиной пальцы.
– Конфузия – урок добрый… Славы не ищем… И еще десять раз разобьют, потом уж мы
одолеем. Данилыч… Город поручаю тебе. Работы начнешь сегодня же – копать рвы,
ставить палисады, – шведов дальше Новгорода пустить нельзя, хоть всем умереть… Да
скажи, чтоб нашли и немедля быть здесь Бровкину, Свешникову, которые новгородские
купцы из добрых – тоже пришли бы… А воеводу – отставить… (Вдогонку Алексашке.)
Вели выбить в шею со двора. (Меньшиков торопливо вышел. Петр – Ягужинскому.) Ты
ступай найди подвод сотни три, грузи печеный хлеб, к вечеру выезжай с обозом
навстречу войску. Уразумел?
– Будет сделано, господин бомбардир…

– Позови монахов…
Сел напротив двери на лавку, – неприветливый, чистый антихрист. Вошли духовные. И
без того было душно, стало – не продохнуть.
– Вот что, божьи заступники, – сказал Петр, – идите по монастырям и приходам: сегодня
же выйти на работу всем – копать землю. (Иеромонаху, задвигавшему под клобуком
густыми бровями, – угрожающе.) Помолчи, отец… Выйти с железными лопатами и с
лошадьми не одним послушникам, – всем монахам, вплоть до ангельского чина, и всем
бабам-черноризкам, и попам, и дьяконам, с попадьями и с дьяконицами… Потрудитесь
во славу божью… Помолчи, говорю, иеромонах… Я один за всех помолюсь, на сей случай
меня константинопольский патриарх помазал… Пошлю поручика по монастырям и
церквам: кого найдет без дела – на площадь, к столбу – пятьдесят батогов… Этот грех
тоже на себя возьму. Покуда рвы не выкопаны, палисады не поставлены, службам в
церквах не быть, кроме Софийского собора… Ступайте…
Взялся за край лавки, вытянул шею, – на круглых щеках отросшая щетина, усы торчком.
Ох, страшен! Духовные, теснясь задами, улезли в дверцу. Петр крикнул:

– Кто там в сенях, – снять караул!..

Налил чарку водки и опять заходил… Немного времени спустя бухнула дверь с улицы. В
сенях – вполголоса: «Где сам-то? Грозен? Ох, дела, дела…»
Вошли Бровкин, Свешников и пятеро новгородских купчиков, – эти мяли шапки,
испуганно мигали. Петр не позволил целовать руки, сам весело брал за плечи, целовал в
лоб, Бровкина – в губы:

– Здорово, Иван Артемич, здорово, Алексей Иванович! (Новгородским.) Здравствуйте,
степенные… Садитесь… Видишь, закуски, вино – на столе, хозяина велел прогнать. Ах,
как меня огорчил воевода: я чаял, здесь у вас и рвы и неприступные палисады готовы
уж… Хоть бы лопатой ткнули…