Page 320 - Петр Первый

Глава пятая
В Европе посмеялись и скоро забыли о царе варваров, едва было не напугавшем
прибалтийские народы, – как призраки, рассеялись его вшивые рати. Карл, отбросивший
их после Нарвы назад в дикую Московию, где им и надлежало вечно прозябать в
исконном невежестве (ибо известна, со слов знаменитых путешественников, бесчестная
и низменная природа русских), – король Карл ненадолго сделался героем европейских
столиц. В Амстердаме ратуша и биржа украсились флагами в честь нарвской победы; в
Париже в лавках книгопродавцев были выставлены две бронзовые медали, – на одной
изображалась Слава, венчающая юного шведского короля: «Наконец правое дело
торжествует», на другой – бегущий, теряя калмыцкую шапку, царь Петр; в Вене бывший
австрийский посол в Москве, Игнатий Гвариент, выдал в свет записки, или дневник,
своего секретаря Иоганна Георга Корба, где с чрезвычайной живостью описывались
смешные и непросвещенные порядки московского государства, а также кровавые казни
стрельцов в 98 году. При венском дворе громко говорили о новом поражении русских под
Псковом, о бегстве с немногими людьми Петра, о восстании в Москве и освобождении из
монастыря царевны Софьи, снова взявшей правление государством.
Но все эти мелкие события сразу были заслонены разразившейся наконец военной
грозой. Умер испанский король, – Франция и Австрия потянулись за его наследством.
Вмешались Англия и Голландия. Блестящие маршалы: Джон Черчилль граф Маль-боро,
принц Евгений Савойский, герцог Вандом – начали разорять страны и жечь города. В
Италии, в Баварии, в прекрасной Фландрии по всем дорогам пошли шататься
вооруженные бродяги, насильничая над мирным населением, опустошая запасы пищи и
вина. В Венгрии и в Савеннах вспыхнули мятежи. Решалась судьба великих стран, –
кому, какому флоту владеть океанами. Дела на Востоке пришлось предоставить самим
себе.

Карл, сгоряча после Нарвы, собрался броситься за Петром в глубь Московии, но
генералы умоляли его дважды не играть судьбой. Усталое и потрепанное войско было
отведено на зимние квартиры в Лаису, близ Дерпта. Оттуда король написал в сенат
высокомерное письмо, требуя пополнений и денег. В Стокгольме те, кто не желал
войны, – замолчали. Сенат приговорил новые налоги и к весне послал в Лаису двадцать
тысяч пехоты и конницы. На латинском языке была выдана в свет книга – «О причинах
войны Швеции с московским царем», – при европейских дворах ее прочли с
удовлетворением.

Теперь у Карла была одна из сильнейших в Европе армий. Предстояло решить – в какую
сторону направить удар: на восток, в пустынную Московию, где редкие и нищие города
сулили мало добычи и славы, или – на юго-запад, против вероломного Августа, – в глубь
Польши, в Саксонию, в сердце Европы? Там уже гремели пушки великих маршалов. У
Карла кружилась голова в предчувствии славы второго Цезаря. Его гвардейцам,
потомкам морских разбойников, мерещились пышные шелка Флоренции, золото в
подземельях Эскуриала, светловолосые женщины Фламандии, кабаки на перекрестках
баварских дорог…

Когда установился летний путь, Карл выделил восьмитысячный корпус под командой
Шлиппенбаха, – велев ему идти к русской границе, сам со всею армией быстрыми
маршами прошел Лифляндию, в двух верстах выше Риги, в виду неприятеля,
переправился на барках через Двину и наголову разбил саксонские войска короля
Августа. В этой битве, восьмого июля, был ранен Иоганн Рейнгольд Паткуль, – едва уйдя
верхом от королевских кирасир, он на этот раз избежал плена и казни.

Под Ригой были разгромлены не какие-то вшивые русские, но славнейшие в Европе
саксонские солдаты. Казалось, крылья Славы раскрылись за плечами. «Король Карл ни о
чем больше не думает, как только о войне… (Так писал о нем в Стокгольм генерал
Стенбок.) Он больше не слушает разумных советов… Он так разговаривает, будто бог
непосредственно внушает ему дальнейшие замыслы… Он полон самомнения и
безрассудства… Думаю, – если у него останется тысяча человек, и с теми он бросится на
целую армию… Он не заботится даже – чем питаются его солдаты. Когда кого-нибудь из
наших убивают, – его это больше не трогает…»
От Риги Карл устремился в погоню за Августом. В Польше началась кровавая
междоусобица между панами: одни стояли за Августа и против шведов, другие кричали,