Page 366 - Петр Первый

Разве не выше всех добродетелей – великодушие… О сир, вы – великий человек, вы –
великодушны…

Славянские глаза графини сделались похожими на влажные изумруды. Но аппетита она
не потеряла. Ее мысли мчались таким галопом, что король Карл с трудом догонял их, и
едва только намеревался произнести ответную резкость, как нужно было возражать на
новую фразу. Беркенгельм сдерживал вздохи. Пипер, расставя в углу палатки тяжелые
ноги, с портфелем, прижатым к животу, тонко улыбался.

– Мира, только мира хочет король Август, готовый с облегчением разорвать позорный
договор с царем Петром. Но громче всех молим вас о мире мы – женщины… Три года
войны и смуты, – это слишком много для наших коротких лет…
– Не мир – капитуляция, – проговорил наконец король Карл, уставясь на графиню
желтоватыми глазами. – Разговаривать я намерен не здесь, в Польше, более уже не
принадлежащей Августу, а в Саксонии, в его столице. Вы насытились, сударыня? Вам
более не в чем упрекнуть меня?..

– Сир, я совсем сошла с ума, – торопливо сказала графиня, облизывая розовые пальчики,
после того как расправилась с отлично зажаренным бекасом. – Я забыла сообщить самое
важное, – для чего я мчалась к вам сломя голову. – Она открыла золотую коробочку,
висящую у нее на браслете, вынула бумажную трубочку и развернула ее. – Сир, вот
депеша голубиной почты, полученной вчера утром. Царь Петр с большими силами
двинулся на Нарву. Мой долг предупредить вас об этом опасном марше московского
тирана…
Граф Пипер перестал улыбаться, подошел к королю, и они вместе стали разбирать
мелкий почерк голубиной депеши. Графиня перевела прекрасные глаза на
Беркенгельма, легко вздохнула и, подняв кубок Бенвенуто Челлини, отпила из него…

Великолепный король Август, казалось, созданный природой для роскошных празднеств,
для покровительства искусствам, для любовных утех с красивейшими женщинами
Европы, для тщеславия Речи Посполитой, желающей иметь короля не хуже, чем в Вене,
в Мадриде или в Версале, – находился сейчас в крайне подавленном состоянии духа. Его
двор расположился в полуразрушенном замке дрянного городишка Сокаль, – Львовского
воеводства, – и терпел лишения. Здесь не было даже воскресного базара, потому что
украинское население из ближайших деревень либо попряталось по лесам, ожидая
конца войны, либо ушло черт знает куда, вернее всего в Приднепровье, откуда шли
темные слухи о начавшейся гайдаматчине…
Чтобы не ложиться спать на пустой желудок, королю Августу приходилось принимать
приглашения на ужины от местных помещиков, говорить французские комплименты
захолустным дамам и пить сквернейшее вино. Любой польский пан, закрутив пышные
усы и гордо поглядывая на дальний – «серый» – конец стола, где стучала саблями и
кружками беспутная загоновая шляхта, – чувствовал себя больше королем, чем король
Август. Варшавским сеймом он был декоронован. Правда, половина польских воеводств
не признала этого, но все же в Варшаве, в его дворце, сидел второй польский король,
Станислав Лещин-ский, писал оскорбительные универсалы и дарил его – Августа –
парчовые кафтаны и парижские чулки своей челяди. Весь восток – правобережье Днепра
– от Винницы до Подолии – пылал мужицким восстанием, не менее кровавым, чем при
Богдане Хмельницком. И, замыкая окружение, не так далеко отсюда, где-то между
Львовой и Ярославом, стоял король Карл с отборным тридцатипятитысячным войском,
отрезая Августу отступление в его родную Саксонию.

Август терял самоуверенность от омерзительного страха перед королем Карлом – этим
свирепым мальчишкой в пыльном сюртуке и порыжелых ботфортах, с лицом скопца и
глазами тигра. Карла нельзя было ни купить, ни соблазнить, – он ничего не желал от
жизни, кроме грохота и дыма пушек, лязга скрещенного железа, воплей раненых солдат
и зрелища истоптанного поля, пахнущего гарью и кровью, по которому осторожно –
через трупы – ступает его вислозадый конь. Единственная книжка, которую Карл держал
у себя под тощей подушкой, были комментарии Цезаря. Он любил войну со страстью
средневекового норманна. Он предпочел бы получить в голову двадцатифунтовую бомбу,
чем заключить мир, хотя бы самый выгодный для его королевства.
Сегодня король Август весь день ожидал возвращения графини. Он не надеялся, чтобы