Page 370 - Петр Первый

…За окнами в темноте послышались испуганные голоса челядинцев, захрапели лошади…
Музыка оборвалась… Никто даже не успел схватиться за саблю или взвести курок
пистолета… Только король, у которого в глазах все плыло кругом, крепко обхватил пани
Анну и потянул шпагу…

В пиршественную залу вошли двое: один – огромный, кривой на один глаз, в высокой
бараньей шапке с золотой кистью, с висящими светлыми усами под большим носом,
другой – пониже его – барственный, с приятной мягкостью лица, одетый в запыленный
мундир с генеральским шарфом через плечо.
– Здесь ли находится его королевское величество король Август? – спросил он и, увидев
Августа, стоящего со шпагой в угрожающей позиции, снял шляпу, низко поклонился: –
Всемилостивейший король, примите рапорт: повелением государя Петра Алексеевича я
прибыл в ваше распоряжение, с одиннадцатью полками пехоты и пятью конными
казачьими полками.
Это был киевский губернатор, командующий вспомогательным войском, Дмитрий
Михайлович Голицын, старший брат шлиссельбургского героя Михайлы Михайловича.
Другой – высокий, в клюквенном кафтане и в епанче до пят – был наказной казачий
атаман Данила Апостол. У шляхты угрожающе зашевелились усы при виде этого казака.
Он стоял на пороге, небрежно подбоченясь, играя булавой, на красивых губах – усмешка,
брови как стрелы, в едином глазу – ночь, озаряемая пожарами гайдамацких набегов.

Король Август рассмеялся, бросил шпагу в ножны, обнял Голицына и атаману протянул
руку для целования. В третий раз был накрыт стол. По рукам пошел кубок, вмещавший
полкварты венгерского. Пили за царя Петра, сдержавшего обещание – прислать из
Украины помощь, пили за все пришедшие полки и за погибель шведов. Задорным
шляхтичам в особенности хотелось напоить допьяна атамана Данилу Апостола, но он
спокойно вытягивал кубок за кубком, только поднимал брови, – увалить его было
невозможно.
На рассвете, когда уже немало шляхтичей пришлось унести волоком на двор и положить
около колодца, король Август сказал пани Анне:
– У меня нет сокровищ, чтобы бросить их к вашим ногам. Я – изгнанник, питающийся
подаянием. Но сегодня я снова силен и богат… Пани Анна, я хочу, чтобы вы сели в
карету и следовали за моим войском. Выступать надо тотчас, ни часу промедления!.. Я
проведу за нос, как мальчишку, короля Карла… Божественная пани Анна, я хочу
поднести вам на блюде мою Варшаву… – И, поднявшись, великолепно взмахнув рукой, он
обратился к тем за столом, кто еще таращил глаза и напомаженные усы: – Господа,
предлагаю вам и повелеваю – седлайте коней, вас всех беру в мою личную свиту.

Сколько ни пытался князь Дмитрий Михайлович Голицын – вежливо и весьма человечно
– доказать ему, что войскам нужно денька три отдохнуть, покормить коней и подтянуть
обозы, – король Август был неукротим. Еще солнце не высушило росы – он вернулся в
Сокаль, сопровождаемый Голицыным и атаманом. Повсюду на городских улицах стояли
возы, кони, пушки, на кудрявой травке спали усталые русские солдаты. Дымились
костры. Король глядел в окно кареты на спящих пехотинцев, на казаков, живописно
развалившихся на возах.

– Какие солдаты! – повторял он. – Какие солдаты, богатыри!
В дверях замка его встретил ротмистр Тарновский испуганным шепотом:

– Графиня вернулась, не желает ложиться почивать, весьма гневна…
– Ах, какие мелочи! – Король весело вошел в сводчатую, сырую спальню, где, оплывая
сосульками, догорали свечи в прозеленевшем подсвечнике из синагоги.

Графиня встретила его стоя, молча глядя в лицо, лишь ожидая его первого слова, чтобы
ответить как нужно.

– Софи, наконец-то! – сказал он с большей, чем хотелось бы, торопливостью. – Ну как? Вы
видели короля Карла?

– Да, я видела короля Карла, благодарю вас… – Ее лицо было будто обсыпано мукой и