Page 49 - Петр Первый

булаву, закурил люльку. Василий Васильевич, положив руку в перстнях на латы, сказал,
смиряя гордость, со слезами:

– Кто пойдет против руки господней? Сказано: человек, смири гордыню, ибо смертен
есть. Господь послал нам великое несчастье… На сотни верст – ни корма, ни воды. Не
боюсь смерти, но боюсь сраму. Воеводы, подумайте, приговорите – что делать?
Воеводы, полковники, атаманы, подумав, ответили:
– Отступать к Днепру, не мешкая.

Так без славы окончился крымский поход. Войска с большой поспешностью двинулись
назад, теряя людей, бросая обозы, и остановились только близ Полтавы.

Полковники Солонина, Лизогуб, Забела, Гамалей, есаул Иван Мазепа и генеральный
писарь Кочубей, тайно придя в шатер Василия Васильевича, сказали ему:

– Степь жгли казаки, жечь степь посылал гетман. И вот тебе на гетмана донос, прочти и
пошли в Москву, не медли, потому что нам не под силу терпеть его своевольство:
разбогател, шляхетство разорил, старшине казацкой при нем нельзя в шапках стоять.
Всех лает. Русским врет, с поляками сносится и им врет, а хочет он взять Украину в свое
вечное владение и вольности наши отнять. Пусть из Москвы пришлют указ – выбирать
нам другого гетмана, а Самойловича ссадить…
– А для чего гетману не хотеть, чтоб я побил татар? – спросил Василий Васильевич.

– А для того ему не хотеть, – ответил есаул Иван Мазепа, – что, покуда татары сильны, –
вы слабы, а побьете татар, скоро и Украина станет московской вотчиной… Да то все
враки… Мы вам, русским, младшие братья, одной с вами веры, и все рады жить под
московским царем…
– Добро сказано, – уставясь в землю, подтвердили сизоголовые, чубастые полковники. –
Лишь бы Москва наши шляхетские вольности подтвердила.
Вспомнились Василию Васильевичу черные тучи праха, бесчисленные могилы,
оставленные в степях, конские ребра на всех дорогах. С загоревшимися щеками
вспомнил сны свои о походах Александра Великого. Вспомнил узкие переходы
кремлевского дворца, где бояре, враги, будут кланяться ему, прикрывая пальцами усы,
дабы скрыть усмешку…
– Так гетман зажег степи?

– Так, – подтвердили полковники.
– Хорошо. Быть по-вашему.

В тот же день в Москву поскакал одвуконь Василий Тыртов, зашив в шапку донос на
гетмана. Когда подошли под Полтаву и разбили стан, прибыла от великих государей
ответная грамота. «Буде Самойлович старшине и всему малороссийскому войску
негоден, – великих государей знамя и булаву и всякие войсковые клейноды у него
отобрав, послать его в великороссийские города за крепкою стражей. А на его место
гетманом учинить кого они, старшина со всем войском малороссийским, излюбят…»
В ту же ночь стрельцы сдвинули вокруг гетманской ставки обоз и наутро взяли гетмана в
походной церкви, бросили на плохую телегу и отвезли к Голицыну. Там ему учинили
допрос. Голова гетмана была обвязана мокрой тряпкой, глаза воспалены. В страхе он
повторял:

– Так то же они брешут, Василий Васильевич. Ей-богу, брешут… То хитрости Мазепы,
врага моего… – Увидев входящих Мазепу, Гамалея и Солонину, он побагровел, затрясся:
– Так ты их слушаешь?.. Собаки, того и ждут они – Украину продать полякам.
Гамалей и Солонина, выхватив сабли, кинулись к нему. Но стрелецкие сотники отбили
гетмана. Ночью в цепях его увезли на север. Надо было поторопиться выбирать нового
гетмана: казачьи полки разбили в обозе бочки с горилкой, перекололи гетманских слуг,
посадили на копье ненавистного всем гадяцкого полковника. По всему стану