Page 50 - Петр Первый

раздавались крики и песни, ружейная стрельба. Начали волноваться и московские
полки.

Без зова в шатер Василия Васильевича пришел Мазепа. Был он в серой свитке, в простой
бараньей шапке, только на золотой цепи висела дорогая сабля. Иван Степанович был
богат, знатного шляхетского рода, помногу живал в Польше и Австрии. Здесь, в походе,
он отпустил бородку, – как кацап, – стригся по московскому обычаю. Достойно
поклонясь, – равный равному, – сел. Длинными сухими пальцами щипля подбородок,
уставил выпуклые, умные глаза на Василия Васильевича.
– Может, пан князь хочет говорить по-латыни?.. (Василий Васильевич холодно кивнул.
Мазепа, не понижая голоса, заговорил по-латыни.) Тебе трудно разбираться в
малороссийских делах. Малороссы хитры, скрытны. Завтра надо кричать нового гетмана,
и есть слух, что хотят крикнуть Борковского. В таком разе лучше было бы не скидывать
Самойловича: опаснее для Москвы нет врага, чем Борковский… Говорю как друг.
– Ты сам знаешь, – мы в ваши, малороссийские, дела вмешиваться не хотим, – ответил
Василий Васильевич, – нам всякий гетман хорош, был бы другом…
– Сладко слушать умные речи. Нам скрывать нечего, – за Москвой мы как у Христа за
пазухой… (Василий Васильевич, быстро усмехнувшись, опустил глаза.) Земель наших,
шляхетских, не отнимаете, к обычаям нашим благосклонны… Греха нечего таить, – есть
между нами такие, что тянут к Польше… Но то, корысти своей ради, чистые разорители
Украины… Разве не знаем: поддайся мы Польше, – паны нас с земель сгонят, костелы
понастроят, всех сделают холопами. Нет, князь, мы великим государям верные слуги…
(Василий Васильевич молчал, не поднимая глаз.) Что ж, бог меня милостями не обидел…
В прошлом году закопал близ Полтавы, в тайном месте, бочонок – десять тысяч рублев
золотом, на черный день. Мы, малороссы, люди простые, за великое дело не жаль нам и
животы отдать… Что страшно? Возьмет булаву изменник или дурак, – вот что страшно…

– Что ж, Иван Степанович, с богом в добрый час, – кричите завтра гетмана. – Василий
Васильевич, встав, поклонился гостю. Помедлил и, взяв за плечи, троекратно облобызал
его.
На другой день у походной полотняной церкви, на покрытом ризой столе лежали булава,
знамя и гетманские клейноды. Две тысячи казаков стояли вокруг. Из церкви вышел в
персидских латах, в епанче, в шлеме с малиновыми перьями князь Голицын, за ним – вся
казацкая старшина. Василий Васильевич стал на скамью, держа в руке шелковый
платочек, другую руку положив на саблю, – сказал придвинувшимся казакам:
– Всевеликое войско малороссийское, их царские величества дозволяют вам, по старому
войсковому обычаю, избрать гетмана. Скажите, кто вам люб, так и будет… Люб ли
Мазепа али кто другой – воля ваша…
Полковник Солонина крикнул: «Хотим Мазепу». Подхватили голоса, и зашумело все
поле: «Мазепу в гетманы…»
В тот же день в шатер к князю Голицыну четыре казака принесли черный от земли
бочонок с золотом.
Построенная года два тому назад на Яузе, пониже Преображенского дворца, крепость
этой осенью была переделана по планам генералов Франца Лефорта и Симона Зоммера:
стены расширены и укреплены сваями, снаружи выкопаны глубокие рвы, на углах
подняты крепкие башни с бойницами. Плетенные из ивняка фашины и мешки с песком
прикрывали ряды бронзовых пушек, мортир и единорогов. Посредине крепости
поставили столовую избу человек на пятьсот. На главной башне, над воротами, играли
куранты на колоколах.

Шутки шутками, крепость – потешная, но при случае в ней можно было и отсидеться. На
широком, скошенном лугу с утренней зари до ночи производились экзерциции двух
батальонов, Преображенского и Семеновского, – Симон Зоммер не щадил ни глотки, ни
кулаков. Солдаты, как заводные, маршировали, держа мушкет перед собой. «Смиррна,
хальт!» – солдаты останавливались, отбивая правой ногой, – замирали… «Правой плечь –
вперед! Фор-вертс! Неверно! Лумпен! Сволошь! Слюшааай!..» – Генерал багровел, как
индюк, сидя на лошади. Даже Петр, теперь унтер-офицер, вытягивался, со страхом