Page 83 - Петр Первый

силы, покуда валялся на боку в Преображенском. И сердце ярилось: пытай, на – пытай,
ничего не скажу… Кинься сейчас Шакловитый с ножом, – ремни резать из спины, –
нагло бы, весело взглянул ему в глаза. И Волков поднял голову, стал глядеть нагло и
весело. Софья побледнела, ноздри у нее раздулись. Шакловитый бешено топнул,
вскочил:

– На дыбе отвечать хочешь?
– Нечего мне вам отвечать, – проговорил Волков (сам даже ужаснулся), ногу выставил,
плечом повел. – Сами и поезжайте в Преображенское, стрельцов провожатых у вас, чай,
хватит…

Со всего плеча Шакловитый ударил его в душу. Волков подавился, попятился и видел,
как от стола поднималась Софья, дрожа налитым гневом толстым лицом.
– Отрубить голову, – сказала она хрипловато, Никита Гладкий и караульный поволокли
Волкова во двор. «Палачи!» – закричал Никита. Волков повис на руках. Его отпустили,
упал ничком. Кое-кто из стрельцов подошел, стали спрашивать: кто таков и за что рубить
голову? Посмеиваясь, стали вызывать, – перекличкой через всю темную площадь, –
охотника-палача. Гладкий сам потащил было саблю из ножен. Ему сказали:
«Стыдновато, Никита Иваныч, саблю таким делом кровавить». Заругавшись, убежал во
дворец. Тогда старик караульный нагнулся, потрогал за плечо окостеневшего Волкова.
– Ступай на здоровье. В ворота не ходи, а беги стеной, да и перелезь где-нибудь…

Костры на Лубянской площади погасли (один еще тлел у избы), – никто не хотел таскать
дров, сколько ни шумел Овсей. В темноте многие стрельцы ушли по дворам. Иные спали.
Человек пять, отойдя к забору, в тень навесистых лип, разговаривали тихо…

– Гладкий говорил: на Рязанском подворье у Бориса Голицына спрятано шестьдесят
чепей гремячих серебряных… Разделим, говорит, их, продуваним…

– Гладкому дорваться грабить, только он мало кого сманит на это.

– Веры нет: им грабить, а нам отвечать.
– Стольник правильно говорил: как бы мы скоро царя Петра не испужались…
– Недолго и испужаться…

– А эта, царевна-то наша, – одних дарит деньгами, а другие торчи день и ночь в караулах,
дома все хозяйство разорено…

– А я бы, ей-ей, ушел без оглядки в потешные войска…
– А ведь он, ребята, одолеет…

– Очень просто…
– Зря мы здесь ждем… Дождемся петли на шею…

Замолчали, обернулись. Со стороны Кремля кто-то подскакивал во весь мах. «Опять
Гладкий… Что его, дьявола, носит!..» Пьяно загнав коня в костер, Гладкий соскочил,
закричал:
– Для чего стрельцы не в сборе? Для чего не посланы на заставы? В Кремле все готовы, а
у вас и костры не горят! Спят! Дьяволы! Где Овсей? Послать в слободы! Как ударим на
Спасской башне, – всем стать под ружье…

Ругаясь, раскорячивая ноги, Гладкий убежал в избу. Тогда стоявшие под липами сказали
друг другу:
– Набат…

– Нынче ночью…
– Не соберут…