Page 146 - Поднятая целина

— Ну, ссыпал.
— Получил их обратно?
— Ну, получил. Далее что?
— Кто же тебе не дает сеять? Чего ты тут возле амбаров околачиваешься?
Банник был несколько смущен неожиданным для него оборотом разговора, но он
попытался вывернуться:
— Я не о себе душою болю, а об народе, какой вышел из колхоза и какому вы хлеб
обратно не возвертаете и имущество не даете. Вот что! Да и мне какую вы землю отвели?
Почему вдалях?
— Ступай отсюда! — не выдержал Давыдов. — С тобой мы потом будем говорить,
факт! А в колхозные дела ты не суй носа, а не то мы его тебе живо оттяпаем! Ты
подстрекательством занимаешься! Ступай, говорят тебе!
Банник, бормоча угрозы, отступил, а на смену ему дружно выдвинулись бабы. Они
зашумели все сразу, в один голос, не давая Давыдову и слова молвить. Он старался выиграть
время, чтобы дать возможность подоспеть Любишкину с бригадой, но бабы окружили его,
оглушительно крича, поддерживаемые сочувственным молчанием казаков.
Оглядываясь по сторонам, Давыдов увидел Марину Пояркову. Она стояла поодаль,
скрестив на груди обнаженные по локоть могучие руки, о чем-то оживленно разговаривая с
бабами, хмуря почти сомкнувшиеся над переносицей иссиня-черные брови. Давыдов уловил
ее враждебный взгляд и почти тотчас же увидел около нее Якова Лукича, взволнованно,
выжидательно улыбавшегося, шептавшего что-то Демиду Молчуну.
— Давай ключи! Отдай добром, слышишь?
Одна из баб схватила Давыдова за плечо, сунула руку в карман его штанов.
Давыдов с силой толкнул ее. Баба попятилась, упала на спину, притворно заголосила:
— Ой, убил, убил! Родненькие, не дайте пропасть!..
— Что же это такое? — дрожащим тенорком сказал кто-то из задних рядов толпы. —
Драться, значится, начинает? А ну, толканите-ка его, чтобы у него юшка из носу брызнула!..
Давыдов шагнул было, чтобы поднять упавшую бабу, но с головы его сбили кепку,
несколько раз ударили его по лицу и по спине, схватили за руки. Ворохнув плечами, он
сбросил насевших на него баб, но они снова с криком вцепились в него, разорвали ворот
рубахи, в несколько секунд обшарили и вывернули карманы.
— Нету у него ключей!
— Где ключи?..
— От-да-а-ай! Все одно замки пособьем!
Величественная старуха — мать Мишки Игнатенка, — сопя, пробилась к Давыдову,
матерно выругалась, плюнула ему в лицо.
— Вот тебе, сатанюка, безбо-ож-ник!
Побледнел Давыдов, напряг всю силу, пытаясь освободить руки, и не смог: как видно,
кто-то из казаков поспешил на помощь бабам. Ядреные заскорузлые пальцы взяли, стиснули
сзади его локти, стиснули как плоскогубцы. Тогда Давыдов перестал вырываться. Он понял,
что дело зашло уж слишком далеко, что на помощь ему никто из присутствующих не
выступит, а поэтому и действовать решил иначе.
— Ключей от амбаров у меня нет, граждане. Ключи хранятся… — Давыдов запнулся:
он хотел сказать, что ключи не у него хранятся, но мгновенно сообразил, что если он
откажется, толпа бросится искать Демку Ушакова, наверняка найдет, и тогда Демке
несдобровать, — убьют. «Скажу, что у меня на квартире, а там поищу и скажу, что потерял.
Тем временем Любишкин подоспеет, а меня они убить едва ли решатся. Э, да черт их бери!»
Он помолчал, вытирая плечом кровь с оцарапанной щеки, потом сказал: — Ключи у меня на
квартире хранятся, но я вам их не дам, а за взлом замков вы будете отвечать по всей
строгости! Так и знайте, факт!
— Веди нас на фатеру! Сами твои ключи возьмем, — наседала Игнатенкова мать.
У нее дрожали от волнения брюзглые щеки и крупная бородавка на носу, по