Page 214 - Поднятая целина

В бригаде полудновали. Наспех сбитый длинный стол впритирку вмещал всех плугарей
и погонщиков. Ели, изредка перебрасываясь солеными мужскими шутками, деловито
обмениваясь замечаниями о качестве приготовленной стряпухой каши.
— И вот она всегда недосаливает! Горе, а не стряпуха!
— Не слиняешь от недосола, возьми да посоли.
— Да мы же с Васькой двое из одной чашки едим, он любит несоленое, а я — соленое.
Как нам в одной чашке делиться? Посоветуй, ежели ты такой умный!
— Завтра плетень сплетем, разгородим вашу чашку пополам, только и делов. Эх ты,
мелкоумный! До такой простой штуки не мог сам додуматься!
— Ну, брат, и у тебя ума, как у твоего борозденного быка, ничуть не больше.
За столом долго бы еще пререкались и перешучивались, но тут издали заметили
подводу, и, самый зоркий из всех, плугатарь Прянишников, приложив ладонь ребром ко лбу,
тихо свистнул:
— Этот едет, полоумный Ванька Аржанов, а с ним — Давыдов.
На стол вразнобой, со стуком легли ложки, и взоры всех нетерпеливо устремились
туда, где в балочке на минуту скрылась подвода.
— Дожили! Опять едет нас на буксир брать, — со сдержанным негодованием сказал
Агафон Дубцов. — Достукались! Нет уж, с меня хватит! Теперь вы своими гляделками
моргайте, а я моргать уморился, я на него от стыда и глядеть не желаю!
У Давыдова по-хорошему дрогнуло сердце, когда он увидел, как дружно все встали
из-за стола, приветствуя его. Он шел широкими шагами, а навстречу ему уже тянулись руки
и светились улыбками дочерна сожженные солнцем лица мужчин и матово-смуглые,
тронутые легким загаром лица девушек и женщин. Они, эти женщины, никогда не загорали
по-настоящему, на работе так закутываясь в белые головные платки, что оставались только
узкие щели для глаз. Давыдов улыбался, на ходу оглядывая знакомые лица. С ним успели
крепко сжиться, его приезду были искренне рады, встречали его как родного. За какой-то
миг все это дошло до сознания Давыдова, острой радостью коснулось его сердца и сделало
голос приподнятым и чуть охрипшим:
— Ну, здравствуйте, отстающие труженики! Кормить приезжего будете?
— Кто к нам надолго — кормим, а кто на часок, в гости, — того не кормим, а только
провожаем с низкими поклонами. Так ведь, бригадир? — под общий смех сказал
Прянишников.
— Я, наверное, надолго к вам, — улыбнулся Давыдов.
И Дубцов оглушающим басом заорал:
— Учетчик! Пиши его на полное довольствие с нынешнего дня, а ты, стряпуха, наливай
ему каши, сколько его утроба примет!
Давыдов обошел вокруг стола, со всеми здороваясь за руку. Мужчины обменивались с
ним привычно крепким рукопожатием, а женщины, глядя в глаза, смущались и протягивали
руки лодочкой: свои, местные казаки не очень-то баловали их таким вниманием и почти
никогда не снисходили до того, чтобы при встрече, как равной, протянуть женщине руку.
Дубцов усадил Давыдова рядом с собой, положил ему на колено тяжелую и горячую
ладонь.
— Мы тебе рады, любушка ты наш Давыдов!
— Вижу. Спасибо!
— Только ты не сразу начинай ругаться…
— Да я вовсе и не думаю ругаться.
— Нет, это ты, конечно, не утерпишь, без этого ты не обойдешься, да и нам крепкое
слово будет в пользу. Но пока помолчи. Пока люди жуют, нечего им аппетит портить.
— Можно и подождать, — усмехнулся Давыдов. — Доброго разговора мы не минуем,
но за столом начинать не будем, как-нибудь потерпим, а?
— Обязательно надо вытерпеть! — под общий хохот решительно заявил Дубцов и