Page 217 - Поднятая целина

снаряда, со свистом пронесся увесистый деревянный половник. С юношеской проворностью
Дубцов перекинул ноги через лавку. Он был уже в десяти метрах от стола, но вдруг прыгнул
в сторону, увернулся, а мимо него, брызгая во все стороны кислым молоком, с урчанием
пролетела оловянная миска и, описав кривую, упала далеко в степи. Широко расставив ноги,
Дубцов грозил кулаком, кричал:
— Эй, Дарья, уймись! Кидай, чем хочешь, только не глиняными чашками! За разбитую
посуду, ей-богу, буду вычитывать трудодни! Ступай, как Варька, за будку, оттуда тебе легше
будет оправдываться!.. А я все равно стою на своем: угробила мужьев, а теперь на мне зло
срываешь…
Давыдову с трудом удалось навести порядок. Неподалеку от будки сели покурить, и
Кондрат Майданников, заикаясь от смеха, сказал:
— И вот каждый день за обедом либо за ужином идет такая спектакля. Агафон с
неделю синяк под глазом во всю щеку носил — съездила его Дарья кулаком, а все не бросает
над ней потешаться. Не уедешь ты, Агафон, с пахоты подобру-поздорову, либо глаз она тебе
выбьет напрочь, либо ногу пяткой наперед вывернет, ты дошутишься…
— Трактор «фордзон», а не баба! — восхищенно сказал Дубцов, украдкой поглядывая
на проплывавшую мимо стряпуху.
И, делая вид, что не замечает ее, уже громче заговорил:
— Нет, братцы, чего же греха таить, я бы женился на Дашке, ежели был бы неженатый.
Но женился бы только на неделю, а потом — в кусты. Больше недели я не выдержал бы, при
всей моей силе. А помирать мне пока нет охоты. С какой радости я себя на смерть бы
обрекал? Всю гражданскую отвоевал, а тут, изволь радоваться, помирай от бабы… Нет, хоть
я и меченый дурак, а хитрый ужасно! Неделю бы я кое-как с Дашкой протянул, а потом
ночушкой потихоньку слез бы с кровати, по-пластунски прополз до дверей, а там — на баз и
наметом до самого дома… Веришь, Давыдов, истинный господь, не брешу, да и
Прянишников — вот он — не даст сбрехать: затеялись мы с ним как-то за хороший кондер
обнять Дашку, он зашел спереду, я — сзади, сцепились обое с ним руками, но обхватить
Дарью так и не смогли, уж дюже широка! Кликнули учетчика — он парень молодой и к тому
же трусоватый, побоялся близко подступить к Дашке. Так и осталась она на веки вечные
по-настоящему необнятая…
— Не верь ты ему, проклятому, товарищ Давыдов! — уже беззлобно посмеиваясь,
сказала стряпуха. — Он, если нынче чего не сбрешет, так завтра от тоски подохнет. Что ни
ступнет, то сбрехнет, такой уж он у нас уродился!
После перекура Давыдов спросил:
— Сколько еще осталось пахать?
— До черта, — нехотя ответит Дубцов. — Поболе ста пятидесяти гектаров. На
вчерашний день сто пятьдесят восемь оставалось.
— Отличная работа, факт! — холодно сказал Давыдов. — Чем же вы тут занимались?
Со стряпухой Куприяновной спектакли ставили?
— Ну, уж это вы напрасно.
— Почему же первая и третья бригады давно закончили вспашку, а вы тянете?
— Давай, Давыдов, вечером соберемся все и поговорим по душам, а сейчас пойдем
пахать, — предложил Дубцов.
Это было разумное предложение, и Давыдов, немного поразмыслив, согласился.
— Каких быков мне дадите?
— Паши на моих, — посоветовал Кондрат Майданников. — Мои быки втянутые в
работу и собою справные, а две пары молодых бычат у нас сейчас на курорте.
— Как это на курорте? — удивился Давыдов.
Улыбаясь, Дубцов пояснил:
— Слабенькие, ложатся в борозде, ну, мы выпрягли их и пустили на вольный попас
возле пруда. Там трава добрая, кормовитая, пущай поправляются, все одно от них никакого
толку нету. Они с зимовки вышли захудалые, а тут каждый день работа, они и скисли, не