Page 221 - Поднятая целина
P. 221

— Да изволь, только труды твои пропадут даром, — согласился Давыдов.
                     С  давыдовской  полосатой  рубахой  в  руках  ей  было  неудобно  являться  на  стан:  это
               вызвало  бы множество  разговоров  и  вольных  шуток  по  ее  адресу…  Она  искоса,  воровато
               взглянула  на  Давыдова  и,  прикрываясь  плечом,  сунула  маленький  теплый  комочек  за
               лифчик.
                     Странное,  незнакомое  и  волнующее  чувство  испытала  она  в  тот  момент,  когда
               запыленная  Давыдовская  тельняшка  легла  ей  на  голую  грудь:  будто  все  горячее  тепло
               сильного  мужского  тела  вошло  в  нее  и  заполнило  всю,  до  отказа…  У  нее  мгновенно
               пересохли губы, на узком белом лбу росинками выступила испарина, и даже походка вдруг
               стала какой-то осторожной и неуверенной.
                     А Давыдов ничего не замечал, ничего не видел. Через минуту он уже забыл о том, что
               сунул ей в руки свою грязную тельняшку, и, обращаясь к ней, весело воскликнул:
                     — Смотри, Варюха, как чествуют победителей! Это ведь учетчик нам машет фуражкой.
               Стало быть, мы поработали с тобой на совесть, факт!


                     После  ужина  невдалеке  от  будки  мужчины  разложили  костер,  сели  вокруг  него
               покурить.
                     — Ну, теперь — по душам: почему плохо работали? Почему так затянули вспашку? —
               спросил Давыдов.
                     — В тех бригадах быков больше, — отозвался младший Бесхлебнов.
                     — На сколько же больше?
                     — А ты не знаешь? В третьей — на восемь пар больше, а это, как ни кидай, а четыре
               плуга! В первой — на два плуга больше, тоже, выходит, они посильнее нас будут.
                     — У нас и план больше, — вставил Прянишников.
                     Давыдов усмехнулся:
                     — И на много больше?
                     — Хоть на тридцать гектаров, а больше. Их тоже носом не всковыряешь.
                     — А  план  в  марте вы  утверждали?  Чего  же  сейчас  плакаться?  Исходили  из наличия
               земли по бригадам, так ведь было?
                     Дубцов сдержанно сказал:
                     — Да  никто  не  плачется,  Давыдов,  не  в  этом  дело.  Быки  в  нашей  бригаде  плохими
               вышли из зимовки. И сенца с соломкой у нас поменьше оказалось, когда обществляли скот и
               корма. Ты ведь это очень даже отлично знаешь, и придираться к нам нечего. Да, затянули,
               быки у нас в большинстве оказались слабосильными, но корма надо было распределять как
               полагается, а не так, как вы с Островновым надумали: что из личных хозяйств сдали, тем и
               кормите худобу. Вот теперь и получилось так: кто-то кончил пахать, к покосу скот готовит, а
               мы все ишо с парами чухаемся.
                     — Так давайте поможем вам, Любишкин поможет, — предложил Давыдов.
                     — А мы не откажемся, — заявил Дубцов, поддержанный молчаливым согласием всех
               остальных. — Мы не гордые.
                     — Все ясно, —  раздумчиво сказал  Давыдов. —  Ясно одно, что и правление и все мы
               дали тут маху:  зимой распределяли корма, так сказать, по территориальным признакам  —
               ошибка!  Неправильно  расставили  рабочую  силу  и  тягло, —  другая  ошибка!  А  какой  же
               дьявол нам виноват? Сами ошиблись — сами и исправлять будем. По выработке, я говорю
               про суточную выработку, у вас неплохие цифры, а в общем получается ерунда. Давайте-ка
               думать, сколько вам надо подкинуть плугов, чтобы выбраться из этого фактического тупика,
               давайте подсчитывать и брать все на карандаш, а на покосе учтем наши ошибки, по-иному
               расставим силы. Сколько можно еще ошибаться?
                     Часа  два  сидели  у  костра  —  спорили,  высчитывали,  переругивались.  Пожалуй,
               активнее  всех,  выступал  Атаманчуков.  Он  говорил  с  жаром,  выдвигал  толковые
               предложения,  но,  случайно  взглянув  на  него  в  то  время,  как  Бесхлебнов  язвительно
   216   217   218   219   220   221   222   223   224   225   226