Page 232 - Поднятая целина
P. 232

пару быков-старичков можно подкормить и продать теперь же. Ведь не на пропой же эти
               деньги пойдут, а на книги! Короче, чтобы через два месяца библиотека у вас была. Точка!
               Избу-читальню из хаты-развалюхи немедленно переведи в один из хороших кулацких домов,
               переведи  в  самый  лучший,  и  ошибки  не  будет!  Вторая  точка!  Избача  пришлю  к  вам
               толкового парня и дам ему наказ ежедневно по вечерам проводить громкие читки. Третья
               точка!
                     — Подожди  ты  ставить  точки! —  взмолился  красный  от  смущения  Давыдов. —
               Русским языком говорю тебе, что библиотека будет, снять точку! Избу-читальню завтра же
               переведу в хороший дом, снять вторую! А вот с третьей точкой заминка… Избач у меня у
               самого  есть  на  примете,  мировой  парень  и  агитатор  хоть  куда!  Но  работает  он  на
               производстве,  вот  в  чем  фактическое  затруднение…  Думаю,  что  окружком  комсомола
               пойдет нам навстречу, а паренька я усватаю!
                     Нестеренко внимательно выслушал его, с непроницаемым видом кивая головой, смеясь
               одними глазами.
                     — До  смерти  люблю,  когда  командир  энергичен  и  быстро  принимает  правильное
               решение…  Но о  своей  читальне  ты  все-таки дослушай.  Вчера  побывал  я  там.  Посещение,
               скажу  тебе,  не  из  приятных…  Пустота  и  мерзость  запустения!  На  окнах  пыль.  Полы
               давным-давно  не  мыты.  Пахнет  плесенью  и  еще  черт  знает  чем.  Прямо  как  в  могильном
               склепе, ей-богу! А главное, книжонок — раз, два и обчелся, и те старье. На одной из полок
               обнаружил свернутый плакат, желтый от времени. Разворачиваю, смотрю рисунки, читаю:

                                         Девкам видеть строй наш любо,
                                         Бабки шамкают беззубо,
                                         Умиляются отцы:
                                         — А и да наши! Молодцы!
                                         Дуй врагов и в хвост и в гриву! —
                                         Пахарь, знай, взрыхляя ниву,
                                         Что хранят твои труды
                                         Всех трудящихся ряды.

                     Э-э-э, думаю, да ведь это  — старый знакомый! Я этот плакат читал  —  и с той поры
               запомнил  —  еще  в  двадцатом  году,  на  врангельском  фронте!  Слова-то  Демьяна  Бедного
               хороши  и  сейчас,  но  согласись,  что  в  тридцатом  году  надо  бы  иметь  что-то  посвежее,
               имеющее отношение к нынешним дням, ну хотя бы к коллективизации…
                     — Глазастый  ты  человек  и  дотошный, —  пробормотал  скорее  с  одобрением,  чем  с
               неудовольствием все еще не пришедший в себя от смущения Давыдов.
                     — Мне положено и смотреть и помогать исправлять недостатки в работе, что и я делаю
               при полном к тебе расположении, Семен. Но все это присказки, а сказка впереди… Вот ты
               уехал сюда, в бригаду, бросил колхоз, передоверил Разметному все колхозные дела. А ведь
               ты  знаешь,  что  Разметнову  одному  тяжело  тянуть  в  такое время,  что он  не  справляется  с
               делами. Знаешь? А ты пошел на это!
                     — Но  ты  сам  на  тубянских  полях  гонял  на  лобогрейке!  Или  ты  отрицаешь  силу
               примера?
                     Нестеренко досадливо отмахнулся:
                     — Я в Тубянском проработал несколько часов, чтобы познакомиться с народом, и это
               — другое дело, а ты в бригаду подался от неустроенности в своей личной жизни. Разница?
               Мне что-то кажется, что ты от Лукерьи Нагульновой сбежал… Может быть, я ошибаюсь?
                     Кровь  отхлынула  от  лица  Давыдова.  Он  отвернулся,  бесцельно  перебирая  пальцами
               травинки, глухо сказал:
                     — Я слушаю…
                     А Нестеренко осторожно и ласково положил ему  руку на плечо, слегка притягивая к
               себе, попросил:
   227   228   229   230   231   232   233   234   235   236   237