Page 310 - Поднятая целина

проехаться». И только он меня отпустил, как руль у меня из рук подвихнулся и я сверзился
прямо под акацию. Сколько я себе колючек с акации во все места, куда надо и куда не надо,
навтыкал — несть числа! Потом неделю их выковыривал, да ишо и штаны порвал об
какой-то пенек.
— Ты, дед, давай про девку, а не про свои штаны, — строго прервал его Дубцов. — Ну,
подумай сам, на черта нам твои штаны нужны?
— Вот и опять же ты меня перебиваешь, — грустно отвечал ему дед Щукарь. Но все же
решился продолжать. — Стало быть, идет эта размилая козочка, ручкой помахивает, как
солдатик, а я, грешник, думаю: как бы мне с ней хучь самую малость под ручку пройтиться?
В жизни я ни с кем под ручку не ходил, а в станице часто видал, как молодые таким манером
ходят: то он ее под руку тянет, то она его. А спрошу я вас, гражданы, где бы я мог такое
удовольствие получить? В хуторе у нас так ходить не положено, засмеют, а иначе где?
И тут возникший вопрос: как с этой красавицей пройтиться? И вдарился я на хитрость:
согнулся колесом, стонаю на всю улицу. Она подбегает, спрашивает: «Что с вами, дедушка?»
Говорю ей: «Захворал я, милушка, до больницы никак не дойду, колотье в спину
вступило…» Она и говорит: «Я вас доведу, обопритесь на меня». А я беру ее со всей
смелостью под руку, так мы с ней и командируемся. Очень даже приятно. Только доходим
мы до раймагазина, и начинаю я помалу распрямляться, и, пока она не опомнилась, я ее с
ходу чмокнул в щеку и рыском побег в магазин, хотя делать мне там было вовсе нечего. У
нее глазенки засверкали, шумит мне вдогон: «Вы, дедушка, фулюган и притворщик!» А я
приостановился и говорю: «Милушка моя, от нужды и не такое ишо учинишь! Поимей в
виду, что я сроду ни с одной раскрасавицей под руку не ходил, а мне уже помирать
вскорости придется». Сам правлюсь в магазин, думаю — чего доброго, она ишо
милиционера покличет. Но она засмеялась и пошла своим путем, только каблучки
поцокивают. А я пока на рысях вскочил в магазин и дух не переведу. Продавец спрашивает:
«Ты не с пожара, дед?» Задыхаюсь вчистую, но говорю ему: «Ишо хуже. Дай-ка мне
коробочку спичек».
Дед Щукарь еще долго продолжал бы свое нескончаемое повествование, но усталые
после рабочего дня слушатели стали расходиться. Тщетно старик умолял их выслушать хоть
еще несколько рассказов, — возле угасшего костра вскоре не осталось ни одного человека.
Донельзя огорченный и обиженный, Щукарь побрел к яслям, улегся в них, натянув
зипунишко и зябко ежась. В полночь на землю пала роса. Дрожа от озноба, Щукарь
проснулся. «Пойду к казакам в будку, а то тут выдрогнешь, как щенок на морозе», —
порешил он.
Цепь злоключений продолжала медленно, но неотвратимо разматываться… Еще с
весенней пахоты памятуя о том, что казаки спали в будке, а женщины снаружи, спросонок не
соображая, того, что за два месяца кое-что могло измениться, Щукарь тихонько вполз на
четвереньках в будку, снял чирики, улегся с краю. Тотчас же уснул, согретый жилым теплом,
а через некоторое время проснулся оттого, что почувствовал удушье. Нащупав у себя на
груди чью-то голую ногу, с превеликой досадой подумал: «Ведь вот как безобразно спит
пакостник! Закидывает ногу так, будто верхом на коня садится».
Но каков же был его ужас, когда он, желая сбросить с себя живую тяжесть, вдруг
обнаружил, что это вовсе не мужская нога, а оголенная рука Куприяновны, а рядом со своей
щекой услышал ее могучее дыхание. В будке спали одни женщины…
Потрясенный Щукарь несколько минут лежал не шевелясь, обливаясь от волнения
потом, а затем схватил чирики и, как нашкодивший кот, тихонько выполз из будки и,
прихрамывая, затрусил к линейке. Никогда еще не запрягал он своих жеребцов с таким
невиданным проворством! Нещадно погоняя жеребцов кнутом, он пустил их с места крупной
рысью, все время оглядываясь на будку, зловеще темневшую на фоне рассветного неба.
«Хорошо, что вовремя я проснулся. А ежели бы припоздал и бабы увидали, что я сплю
рядом с Куприяновной, а она, проклятая дочь, обнимает меня своей ручищей?.. Сохрани,
святая богородица, и помилуй! Надо мной смеялись бы до самой моей смерти и даже после