Page 80 - Поднятая целина

По плану площадь весенней пахоты в Гремячем Логу должна была составить в этом
году 472 гектара, из них, 110 — целины. Под зябь осенью было вспахано — еще
единоличным порядком — 643 гектара, озимого жита посеяно 210 гектаров. Общую
посевную площадь предполагалось разбить по хлебным и масличным культурам следующим
порядком: пшеницы — 667 гектаров, жита — 210, ячменя — 108, овса — 50, проса — 65,
кукурузы — 167, подсолнуха — 45, конопли — 13. Итого — 1325 гектаров плюс 91 гектар
отведенной под бахчи песчаной земли, простиравшейся на юг от Гремячего Лога до
Ужачиной балки.
На расширенном производственном совещании, состоявшемся двенадцатого февраля и
собравшем более сорока человек колхозного актива, стоял вопрос о создании семенного
фонда, о нормах выработки на полевых работах, ремонте инвентаря к севу и о выделении из
фуражных запасов брони на время весенних полевых работ.
По совету Якова Лукича, Давыдов предложил засыпать семенной пшеницы круглым
числом по семи пудов на гектар, всего — 4669 пудов. Тут-то и поднялся оглушительный
крик. Всяк себе орал, не слушая другого, от шума стекла в Титковом курене дрожали и
вызванивали.
— Много дюже!
— Как бы не прослабило!
— По серопескам сроду мы так не высевали.
— Курям на смех!
— Пять пудов, от силы.
— Ну, пять с половиной.
— У нас жирной земли, какая по семь на десятину требует, с воробьиный нос! Толоку
надо бы пахать, чего власть предусматривала?
— Либо возле Панюшкина буерака, энти даны.
— Хо! Самые травяные места запахивать! Сказал, как в воду дунул!
— Вы про хлеб гутарьте, сколько килой на эту га надо.
— Ты нам килами голову не морочь! Мерой али пудом вешай!
— Гражданы! Гражданы, тише! Гражданы, вашу…! Тю-у-у, сбесились, проклятые!
Одно словцо мне дайте! — надрывался бригадир второй, Любишкин.
— Бери их все, даем!
— Ну, народ, язви его в почку! Чисто скотиняка… Игнат! И чего ты ревешь, как бугай?
Ажник посинел весь с натуги…
— У тебя у самого с рота пена клубом идет, как у бешеной собаки!
— Любишкину слово представьте!
— Терпежу нету, глушно!
Совещание лютовало в выкриках. И наконец, когда самые горлодеры малость
приохрипли, Давыдов свирепо, необычно для него, заорал:
— Кто-о-о так совещается, как вы?.. Почему рев? Каждый говорит по порядку,
остальные молчат, факт! Бандитства здесь нечего устраивать! Сознательность надо иметь! —
И тише продолжал: — Вы должны у рабочего класса учиться, как надо организованно
проводить собрания. У нас в цеху, например, или в клубе собрание, и вот идет оно порядком,
факт! Один выступает, остальные слушают, а вы кричите все сразу, и ни черта не поймешь!
— Кто вякнет середь чужой речи, того вот этой задвижкой так и потяну через темя,
ей-богу! Чтоб и копыта на сторону откинул! — Любишкин встал, потряс дубовым
толстенным запором.
— Этак ты нас к концу собрания всех перекалечишь! — высказал предположение
Демка Ушаков.
Совещавшиеся посмеялись, покурили и уже серьезно взялись за обсуждение вопроса о
норме высева. Да оно, как выяснилось, и спорить-то и орать было нечего… Первым взял
слово Яков Лукич и сразу разрешил все противоречия.