Page 50 - Приглашение на казнь
P. 50
одумался, злодей? Мне сдается иногда, что я просто-напросто
старый болван и ничего не понимаю, -- потому что иначе надобно
допустить такую бездну мерзости... Молчать! -- взревел он, -- и
старички опять вздрогнули и улыбнулись.
Черная кошка, потягиваясь, напрягая задние лапки, боком
потерлась о ногу Цинцинната, потом очутилась на буфете,
проводившем ее глазами, и оттуда беззвучно прыгнула на плечо к
адвокату, который, только что на цыпочках войдя, сидел на
плюшевом пуфе, -- очень был простужен, -- и, поверх готового
для употребления носового платка, оглядывал присутствующих и
различные предметы домашнего обихода, придававшие такой вид
камере, точно тут происходил аукцион; кошка испугала его, он
судорожно ее скинул.
Тесть клокотал, множил проклятия и уже начинал хрипеть.
Марфинька прикрыла рукой глаза, ее молодой человек смотрел на
нее, играя желваками скул. На диванчике с изогнутым прислоном
сидели братья Марфиньки; брюнет, весь в желтом, с открытым
воротом, держал трубку нотной бумаги еще без нот, -- был одним
из первых певцов города; его брат, в лазоревых шароварах,
щеголь и остряк, принес подарок зятю -- вазу с ярко сделанными
из воска фруктами. Кроме того, он на рукаве устроил себе
креповую повязку и, ловя взгляд Цинцинната, указывал на нее
пальцем.
Тесть на вершине красноречивого гнева вдруг задохнулся и
так двинул креслом, что тихонькая Полина, стоявшая рядом и
глядевшая ему в рот, повалилась назад, за кресло, где и
осталась лежать, надеясь, что никто не заметил. Тесть начал с
треском вскрывать папиросную коробку. Все молчали.
Примятые звуки постепенно начинали расправляться. Брат
Марфиньки, брюнет, прочистил горло и пропел вполголоса: "Mali e
trano t'amesti..." (*12) -- осекся и посмотрел на брата,
который сделал страшные глаза. Адвокат, чему-то улыбаясь, опять
принялся за платок. Марфинька на кушетке перешептывалась со
своим кавалером, который упрашивал ее накинуть шаль, --
тюремный воздух был сыроват. Они говорили на "вы", но с каким
грузом нежности проплывало это "вы" на горизонте их едва
уловимой беседы... Старичок, ужасно дрожа, встал со стула,
передал портрет старушке и, заслоняя дрожавшее, как он сам,
пламя, подошел к своему зятю, а Цинциннатову тестю, и хотел ему
--. Но пламя потухло, и тот сердито поморщился:
-- Надоели, право, со своей дурацкой зажигалкой, -- сказал
он угрюмо, но уже без гнева, -- и тогда воздух совсем оживился,
и сразу заговорили все.
"Mali e trano t'amesti..." -- полным голосом пропел
Марфинькин брат.