Page 82 - Приглашение на казнь

и наконец -- выход; неловко и кротко Цинциннат выпал на
каменный пол, -- в пронзенную солнцем камеру м-сье Пьера.
-- Милости просим, -- сказал хозяин, вылезая за ним;
тотчас достал платяную щетку и принялся ловко обчищать
мигающего Цинцинната, деликатно сдерживая и смягчая движение
там, где могло быть чувствительно. При этом он, сгибаясь, будто
опутывая его чем, ходил вокруг Цинцинната, который стоял
совершенно неподвижно, пораженный одной необыкновенно простой
мыслью, пораженный, вернее, не самой мыслью, -- а тем, что она
не явилась ему раньше.
-- А я, разрешите, сделаю так, -- произнес м-сье Пьер и
стянул с себя пыльную фуфайку; на мгновение, как бы невзначай,
напряг руку, косясь на бирюзово-белый бицепс и распространяя
свойственное ему зловоние. Вокруг левого соска была находчивая
татуировка -- два зеленых листика, -- так что самый сосок
казался бутоном розы (из марципана и цуката). --
Присаживайтесь, прошу, -- сказал он, надевая халат в ярких
разводах; -- чем богат, тем и рад. Мой номер, как видите, почти
не отличается от вашего. Я только держу его в чистоте и
украшаю... украшаю, чем могу. (Он слегка задохнулся, вроде как
от волнения.)
Украшаю. Аккуратно выставил малиновую цифру стенной
календарь с акварельным изображением крепости при заходящем
солнце. Одеяло, сшитое из разноцветных ромбов, прикрывало
койку. Над ней кнопками были прикреплены снимки игрового жанра

и висела кабинетная фотография м-сье Пьера; из-за края рамы
выпускал гофрированные складки бумажный веерок. На столе лежал
крокодиловый альбом, золотился циферблат дорожных часов, и над
блестящим ободком фарфорового стакана с немецким пейзажем
глядели в разные стороны пять-шесть бархатистых анютиных
глазок. В углу камеры был прислонен к стене большой футляр,
содержавший, казалось, музыкальный инструмент.
-- Я чрезвычайно счастлив вас видеть у себя, -- говорил
м-сье Пьер, прогуливаясь взад и вперед и каждый раз проходя
сквозь косую полосу солнца, в которой еще играла известковая
пыль. -- Мне кажется, что за эту неделю мы с вами так
подружились, как-то так хорошо, тепло сошлись, как редко
бывает. Вас, я вижу, интересует, что внутри? Вот дайте (он
перевел дух), дайте договорить, и тогда покажу вам...
-- Наша дружба, -- продолжал, разгуливая и слегка
задыхаясь, м-сье Пьер, -- наша дружба расцвела в тепличной
атмосфере темницы, где питалась одинаковыми тревогами и
надеждами. Думаю, что я вас знаю теперь лучше, чем кто-либо на
свете -- и, уж конечно, интимнее, чем вас знала жена. Мне
поэтому особенно больно, когда вы поддаетесь чувству злобы или