Page 104 - Прощай оружие

веселее. Развеем тоску по ветру. И все будет хорошо.
– У меня была желтуха, – сказал я. – Мне нельзя напиваться.

– Ах, бэби, в каком виде вы ко мне вернулись: рассудительный, с больной печенью. Нет, в
самом деле, скверная штука война. И зачем только мы в нее ввязались?

– Давайте все-таки выпьем. Напиваться я не хочу, но выпить можно.
Ринальди подошел к умывальнику у другой стены и достал два стакана и бутылку
коньяка.
– Это австрийский коньяк, – сказал он. – Семь звездочек. Все, что удалось захватить на
Сан-Габриеле.
– Вы там были?

– Нет. Я нигде не был. Я все время был здесь я оперировал. Смотрите, бэби, это ваш
старый стакан для полоскания зубов. Я его все время берег, чтобы он мне напоминал о
вас.

– Или о том, что нужно чистить зубы.
– Нет. У меня свой есть. Я его берег, чтобы он мне напоминал, как вы по утрам старались
отчиститься от «Вилла-Росса», и ругались, и глотали аспирин, и проклинали девок.
Каждый раз, когда я смотрю на этот стакан, я вспоминаю, как вы старались вычистить
свою совесть зубной щеткой. – Он подошел к постели. – Ну, поцелуйте меня и скажите,
что вы уже перестали быть рассудительным.
– Не подумаю я вас целовать. Вы обезьяна.

– Ну, ну. Я знаю, вы хороший англосаксонский пай-мальчик. Я знаю. Вас совесть заела, я
знаю. Я подожду, когда мой англосаксонский мальчик опять станет зубной щеткой
счищать с себя публичный дом.
– Налейте коньяку в стакан.

Мы чокнулись и выпили. Ринальди посмеивался надо мной.
– Вот подпою вас, выну вашу печень, вставлю вам хорошую итальянскую печенку и
сделаю вас опять человеком.
Я протянул стакан, чтобы он налил мне еще коньяку. Уже совсем стемнело. Со стаканом
в руке я пошел к окну и раскрыл его. Дождя уже не было. Стало холоднее, и в ветвях
сгустился туман.
– Не выливайте коньяк в окно, – сказал Ринальди. – Если вы не можете выпить, дайте
мне.
– Подите вы знаете куда, – сказал я. Я рад был снова увидеть Ринальди. Целых два года
он занимался тем, что дразнил меня, и я всегда любил его. Мы очень хорошо понимали
друг друга.

– Вы женились? – спросил он, сидя на постели. Я стоял у окна, прислонясь к стене.
– Нет еще.

– Вы влюблены?
– Да.

– В ту англичанку?
– Да.

– Бедный бэби! Ну, а она вас тоже любит?