Page 87 - Прощай оружие

– Не знаю.
– Сам был трус, наверно, – сказала она. – Он хорошо разбирался в трусах, но в храбрых не
смыслил ничего. Храбрый, может быть, две тысячи раз умирает, если он умен. Только он
об этом не рассказывает.

– Не знаю. Храброму в душу не заглянешь.
– Да. Этим он и силен.

– Ты говоришь со знанием дела.
– Ты прав, милый. На этот раз ты прав.

– Ты сама храбрая.
– Нет, – сказала она. – Но я бы хотела быть храброй.

– А я не храбрый, – сказал я. – Я знаю себе цену. У меня было достаточно времени, чтобы
узнать. Я точно бейсболист, который выбивает двадцать два за сезон и знает, что на
большее он не способен.

– Что это значит: «выбивает двадцать два за сезон»? Звучит очень важно.

– Совсем не важно. Это значит – очень посредственный игрок нападения в бейсбольной
команде.

– Но все-таки игрок нападения, – поддразнила она меня.
– Кажется, нам друг друга не переспорить, – сказал я. – Но ты храбрая.
– Нет. Но надеюсь когда-нибудь стать храброй.

– Мы оба храбрые, – сказал я. – Когда я выпью, так я совсем храбрый.

– Мы замечательные люди, – сказала Кэтрин. Она подошла к шкафу и достала коньяк и
стакан. – Выпей, милый, – сказала она. – Это тебе за хорошее поведение.
– Да мне не хочется.

– Выпей, выпей.
– Ну, хорошо. – Я налил треть стакана коньяку и выпил.

– Однако, – сказала она. – Я знаю, что коньяк – напиток героев. Но не надо увлекаться.

– Где мы будем жить после войны?
– Вероятно, в богадельне, – сказала она. – Три года я была очень наивна и надеялась, что
война кончится к рождеству. Но теперь я надеюсь, что она кончится, когда наш сын
будет лейтенантом.
– А может, он будет генералом.

– Если это столетняя война, он и до генерала успеет дослужиться.
– Ты не хочешь выпить?

– Нет. Ты от коньяка всегда веселеешь, милый, а у меня голова кружится.
– Ты никогда не пила коньяк?

– Нет, милый. Я ужасно старомодная жена.
Я потянулся за бутылкой и налил себе еще коньяку.

– Надо пойти взглянуть на твоих соотечественников, – сказала Кэтрин. – Может, ты пока
почитаешь газеты?