Page 70 - Прощание с Матерой

– Нет, правда. Когды нечем, я его выгораживать не стану. А тут правда. У нас телка
была… не доглядишь ежли – весь хлебушко ей скормит. Режет на ломти, солью сластит и ей.
Она уж его знала: подойдет вечером под ворота и кричит, кричит: это она его зовет. Я
отгоню – она со двора зайдет и тошней того кричит. Дашь ей из своих рук такой же ломоть –
съест, а не успокоится, надо, чтоб он вышел. А он даст – самдели уйдет. И раньше корова
была… увидит, что она мое сено подчистила, тайком от меня, чтоб я не ругалась, ишо ей
кинет. Тоже подкармливал. А сколько этих щенков перетаскал! Где он их только подбирал?!
Особливо ежли нетрезвый – ну обязательно щенка под пазухой тащит. У нас одно время
четыре, однако что, собаки собралось. Я надселась на их кричать. Кажной кусок надо
бросить, и их, кусков-то, на себя не хватало. Нет, он ничего не понимал.
– Ишь, до чего добрый! – не утерпела, ковырнула Дарья. – Собак блудящих он кормил,
жалел, а мать родную кинул. Как хошь, так и живи. Это не его дело.
– Беспутный. Я говорю, что беспутный, – привычно ответила Катерина. – Он и корове
подбрасывал, не думал, а хватит ей до весны или не хватит. Я даю, чтоб растянуть, по норме
даю, а он как попало. А потом, под весну, и росить нечего.
– Че ты мне опеть про корову? Ты-то, христовенькая, че делать будешь, как сгонют нас
отсель? Сгонют ить. Ты-то куда? Ты об етим подумала? Она мне про корову толкует, коровы
уж сто годов в живых нету.
– Я и говорю… – Сказать Катерине было нечего, голос ее без твердости и надежды
звучал пусто. – Ежли бы он куды пристроился… дали бы угол…
Дарья громко, на всю избу вздохнула: ах, кабы не цветы да не морозы…
Но, видно, так уж направился разговор, и не завернуть: вступила, усыпив Кольку,
Сима, и она потянула его туда же, в ту же сторону.
Сима сказала:
– Каждому свое. Тебе, Катерина, возле сына бы жить, хлопотать за ним. Внучонка бы
дождаться, нянчиться…
– Ой, не говори, Сима, – простонала Катерина, не смея и надеяться на такое счастье. –
Не говори.
– У меня тоже от дочери помочи ждать не приходится. Тоже не знаю, куда голову
приклонить. У меня хоть Коляня есть. Для него из последних сил надо жить. А как жить?
День и ночь думаю, день и ночь думаю: как жить? куда двинуться? Нашелся бы старичок
какой…
– Господи! – взмолилась Дарья. – Ить это надо! У самой уж… а она все про старичка!
Ну… Какого тебе ишо старичка, невеста ты, прости господи, на семьдесят семь дырок. И из
каждой песок сыпится. Че ты у старичка делать будешь?
Сима обиженно молчала.
– Ну, на что он тебе? По каку холеру он тебе потребовался? – добивалась Дарья. –
Пошто ты нам не скажешь?
– Мне, Дарья Васильевна, скрывать нечего. – Если «Дарья Васильевна», не на шутку,
значит, разобижена Сима. – А мечтать никому не запрещается, да. Катерина мечтает возле
сына жить, и я мечтаю. Мне тоже охота свой угол иметь. Я не так чтоб совсем старая, на
домашнюю работу сгожусь. Вошла бы в дом, никто не пожалел бы. Мне много, Дарья
Васильевна, не надо. В мои годы люди сходятся не детишек рожать, а полегче друг возле
дружки старость принять. И Колька бы рос, у меня об Кольке забота. Я об чем попало не
мечтаю. А на что гожусь, на то гожусь. И постирала бы, и сготовила.
– Годисься, годисься…
– А если тебе мечтать не о чем – че ж… Не наше кукованье. Дети в люди вышли, не
отказывают. Это нам на сирую голову… Не все же плакать…
– И песенку старичку бы спела?
– А славный старик бы попался, и песенку бы спела. Он бы послушал.
Теперь замолчала, отступив, Дарья, смущенная позабытым словом «мечтать». Симе ли
его говорить? Дарье ли его слушать? Мечтают в девичестве, приготовляясь к жизни, ничего о