Page 1 - Разгром

Александр Фадеев

Разгром

I. Морозка

Бренча по ступенькам избитой японской шашкой, Левинсон вышел во двор. С полей
тянуло гречишным медом. В жаркой бело-розовой пене плавало над головой июльское
солнце.
Ординарец Морозка, отгоняя плетью осатаневших цесарок, сушил на брезенте овес.
— Свезешь в отряд Шалдыбы, — сказал Левинсон, протягивая пакет. — На словах
передай... впрочем, не надо — там все написано.
Морозка недовольно отвернул голову, заиграл плеткой — ехать не хотелось. Надоели
скучные казенные разъезды, никому не нужные пакеты, а больше всего — нездешние глаза
Левин-сона; глубокие и большие, как озера, они вбирали Морозку вместе с сапогами и
видели в нем многое такое, что, может быть, и самому Морозке неведомо.
“Жулик”, — подумал ординарец, обидчиво хлопая веками.
— Чего же ты стоишь? — рассердился Левинсон.
— Да что, товарищ командир, как куда ехать, счас же Морозку. Будто никого другого
и в отряде нет...
Морозка нарочно сказал “товарищ командир”, чтобы вышло официальной: обычно
называл просто по фамилии.
— Может быть, мне самому съездить, а? — спросил Левин-сон едко.
— Зачем самому? Народу сколько угодно... Левинсон сунул пакет в карман с
решительным видом человека, исчерпавшего все мирные возможности.
— Иди сдай оружие начхозу, — сказал он с убийственным спокойствием, — и
можешь убираться на все четыре стороны. Мне баламутов не надо...
Ласковый ветер с реки трепал непослушные Морозкины кудри. В обомлевших
полынях у амбара ковали раскаленный воздух неутомимые кузнечики.
— Обожди, — сказал Морозка угрюмо. — Давай письмо. Когда прятал за пазуху, не
столько Левинсону, сколько себе пояснил:
— Уйтить из отряда мне никак невозможно, а винтовку сдать — тем паче. — Он
сдвинул на затылок пыльную фуражку и сочным, внезапно повеселевшим голосом докончил:
— Потому не из-за твоих расчудесных глаз, дружище мой Левинсон, кашицу мы заварили!..
По-простому тебе скажу, по-шахтерски!..
— То-то и есть, — засмеялся командир, — а сначала кобенился... балда!..
Морозка притянул Левинсона за пуговицу и таинственным шепотом сказал:
— Я, брат, уже совсем к Варюхе в лазарет снарядился, а ты тут со своим пакетом.
Выходит, ты самая балда и есть...
Он лукаво мигнул зелено-карим глазом и фыркнул, и в смехе его — даже теперь,
когда он говорил о жене, — скользили въевшиеся с годами, как плесень, похабные нотки.
— Тимоша! — крикнул Левинсон осоловелому парнишке на крыльце. — Иди овес
покарауль: Морозка уезжает.
У конюшен, оседлав перевернутое корыто, подрывник Гончаренко чинил кожаные
вьюки. У него была непокрытая, опаленная солнцем голова и темная рыжеющая борода,
плотно скатанная, как войлок. Склонив кремневое лицо к вьюкам, он размашисто совал