Page 8 - Разгром

— Да мы с ним знакомы... трошки, — сказал ординарец, с усмешкой оттенив слово
“трошки”.
Мечик лежал как пришибленный, не находя слов от стыда и обиды. Варя уже забыла
про карточку и, разговаривая с мужем, наступила на нее ногой. Мечику стыдно было даже
попросить, чтобы карточку подняли.
А когда они ушли в тайгу, он, стиснув зубы от боли в ногах, сам достал вмятый в
землю портрет и изорвал его в клочки.

III. Шестое чувство

Морозка и Варя вернулись за полдень, не глядя друг на друга, усталые и ленивые.
Морозка вышел на прогалину и, заложив два пальца в рот, свистнул три раза
пронзительным разбойным свистом. И когда, как в сказке, вылетел из чащи курчавый,
звонкокопытый жеребец, Мечик вспомнил, где он видал обоих.
— Михрютка-а... сукин сы-ын... заждался?.. — ласково ворчал ординарец.
Проезжая мимо Мечика, он посмотрел на него с хитроватой усмешкой.
Потом, ныряя по косогорам в тенистой зелени балок. Морозна еще не раз вспоминал о
Мечике. “И зачем только идут такие до нас? — думал он с досадой и недоумением. — Когда
зачинали, никого не было, а теперь на готовенькое — идут...” Ему казалось, что Мечик
действительно пришел “на готовенькое”, хотя на самом деле трудный крестный путь лежал
впереди. “Придет эдакой шпендрик — размякнет, нагадит, а нам расхлебывай... И что в нем
дура моя нашла?”
Он думал еще о том, что жизнь становится хитрей, старые сучанские тропы
зарастают, приходится самому выбирать Дорогу.
В думах, непривычно тяжелых, Морозка не заметил, как выехал в долину. Там — в
душистом пырее, в диком, кудрявом клевере звенели косы, плыл над людьми прилежный
работяга-день. У людей были курчавые, как клевер, бороды, потные и длинные, до колен,
рубахи. Они шагали по прокосам размеренным, приседающим шагом, и травы шумно
ложились у ног, пахучие и ленивые.
Завидев вооруженного всадника, люди не спеша бросали работу и, прикрывая глаза
натруженными ладонями, долго смотрели вслед.
— Как свечечка!.. — восхищались они Морозкиной посадкой, когда, приподнявшись
на стременах, склонившись к передней луке выпрямленным корпусом, он плавно шел на
рысях, чуть-чуть вздрагивая на ходу, как пламя свечи.
За излучиной реки, у баштанов сельского председателя Хомы Рябца, Морозка
придержал коня. Над баштанами не чувствовалось заботливого хозяйского глаза: когда
хозяин занят общественными делами, баштаны зарастают травой, сгнивает дедовский
курень, пузатые дыни с трудом вызревают в духовитой полыни и пугало над баштанами
похоже на сдыхающую птицу.
Воровато оглядевшись по сторонам, Морозка свернул к покосившемуся куреню.
Осторожно заглянул вовнутрь. Там никого не было. Валялись какие-то тряпки,
заржавленный обломок косы, сухие корки огурцов и дынь. Отвязав мешок, Морозка
соскочил с лошади и, пригибаясь к земле, пополз по грядам. Лихорадочно разрывая плети,
запихивал дыни в мешок, некоторые тут же съедал, разламывая на колене.