Page 23 - Разгром
P. 23
— Левинсон? Что это тебя по ночам носит?
— Дозорные были?
— Минут с пятнадцать один уехал.
— Нового ничего?
— Пока что спокойно... Закурить есть?..
Левинсон отсыпал ему “маньчжурки” и, переправившись через реку вброд, выехал в
поле.
Глянул подслеповатый месяц, из тьмы шагнули бледные кусты, поникшие в росе.
Река звенела на перекате четко — каждая струя в камень. Впереди на бугре неясно заплясали
четыре конные фигуры. Левинсон свернул в кусты и затаился. Голоса послышались совсем
близко. Левинсон узнал двоих: дозорные.
— А ну, обожди, — сказал он, выезжая на дорогу. Лошади, фыркнув, шарахнулись в
сторону. Одна узнала жеребца под Ле-винсоном и тихо заржала.
— Так можно напужать, — сказал передний встревоженно-бодрым голосом. — Трр,
стерва!..
— Кто это с вами? — спросил Левинсон, подъезжая вплотную.
— Осокинская разведка... японцы в Марьяновке...
— В Марьяновке? — встрепенулся Левинсон. — А где Осокин с отрядом?
— В Крыловке, — сказал один из разведчиков. — Отступили мы: бой страшный был,
не удержались. Вот послали до вас, для связи. Завтра на корейские хутора уходим... — Он
тяжело склонился на седле, точно жестокий груз собственных слов давил его. — Все прахом
пошло. Сорок человек потеряли. За все лето убытку такого не было.
— Снимаетесь рано из Крыловки? — спросил Левинсон. — Поворачивайте назад — я
с вами поеду...
... В отряд он вернулся почти днем, похудевший, с воспаленными глазами и головой,
тяжелой от бессонницы.
Разговор с Осокиным окончательно подтвердил правильность принятого Левинсоном
решения — уйти заблаговременно, заметая следы. Еще красноречивей сказал об этом вид
самого осокинского отряда: он разлезался по всем швам, как старая бочка с прогнившими
клепками и ржавыми обручами, по которой крепко стукнули обушком. Люди перестали
слушаться командира, бесцельно слонялись по дворам, многие были пьяны. Особенно
запомнился один, кудлатый и тощий, — он сидел на площади возле дороги, уставившись в
землю мутными глазами, и в слепом отчаянии слал патрон за патроном в белесую утреннюю
мглу.
Вернувшись домой, Левинсон тотчас же отправил свои письма по назначению, не
сказав, однако, никому, что уход из села намечен им на ближайшую ночь.
VII. Враги
В первом письме к Сташинскому, отправленном еще на другой день после памятного
мужицкого схода, Левинсон делился своими опасениями и предлагал постепенно разгружать
лазарет, чтобы не было потом лишней обузы. Доктор перечитал письмо несколько раз, и
оттого, что мигал он особенно часто, а на желтом лице все резче обозначались челюсти,
каждому стало нехорошо, сумно. Будто из маленького серого пакетика, что держал Сташин-
ский в сухих руках, выползла, шипя, смутная Левинсонова тревога и с каждой травины, с
каждого душевного донышка вспугнула уютно застоявшуюся тишь.