Page 26 - Разгром

— Так идем?.. — сказал он осторожно, не двигаясь с места. Она опустила передник и,
запрокинув косы, пошла вперед по тропинке небрежной деланной походкой, удерживаясь,
чтобы не оглянуться на Мечика. Она знала, что он смотрит вслед жалким, растерянным
взглядом и никогда не поймет, даже потом, что она исполняет только скучную обязанность.
Она ждала, что вот-вот Морозка обнимет ее сзади, но он не приближался. Так шли
они довольно долго, сохраняя расстояние и молча. Наконец она не выдержала и
остановилась, взглянув на него с удивлением и ожиданием. Он подошел ближе, но так и не
взял ее.
— Что-то финтишь ты, девка... — сказал вдруг хрипло и с расстановкой. — Влипла
уже, что ли?
— А ты что — спрос? — Она подняла голову и посмотрела на него в упор —
строптиво и смело.
Морозка знал и раньше, что она гуляет в его отсутствие так же, как гуляла в девках.
Он знал это еще с первого дня совместной жизни, когда пьяным утром проснулся с головной
болью, в груде тел на полу, и увидел, что его молодая и законная жена спит в обнимку с
рыжим Герасимом — зарубщиком из шахты № 4. Но — как и тогда, так и во всей
последующей жизни — он относился к этому с полным безразличием. По сути дела, он так и
не вкусил подлинной семейной жизни и сам никогда не чувствовал себя женатым человеком.
Но мысль, что любовником его жены может быть такой человек, как Мечик, показалась ему
сейчас очень обидной.
— В кого же это ты, желательно бы узнать? — спросил он нарочито вежливо,
выдерживая ее взгляд с небрежной и спокойной усмешкой: он не хотел показывать обиды. —
В энтого, маминого, что ли?
— А хоть бы и в маминого...
— Да он ничего — чистенький, — согласился Морозка. — Послаже будет. Ты ему
платков нашей — сопли утирать.
— Если надо будет, и нашью и утру... сама утру! слышишь? — Она приблизила лицо
вплотную и заговорила быстро и возбужденно: — Ну, чего ты храбришься, что толку в
лихости твоей? За три года ребенка не сделал — только языком трепишься, а туда же...
Богатырь шиновый!..
— Заделаешь тебе, как же, ежели тут целый взвод работает... Да ты не кричи, —
оборвал он ее, — не то...
— Ну, что — “не то”?.. — сказала она вызывающе. — Может, бить будешь?.. А ну,
попробуй, посмотрю я...
Он удивленно приподнял плетку, словно мысль эта явилась для него неожиданным
откровением, и снова опустил.
— Нет, бить я не стану... — сказал неуверенно и с сожалением, будто раздумывая
еще, не вздуть ли в самом деле. — Оно и следовало бы, да не привык я бить вашего брата. —
В голосе его скользнули незнакомые ей нотки. — Ну, да что ж — живи. Может, барыней
будешь... — Он круто повернул и зашагал к бараку, на ходу сбивая плетью цветочные
головки.
— Слушай, обожди!.. — крикнула она, вдруг переполняясь жалостью. — Ваня!..
— Не надо мне барских объедков, — сказал он резко. — Пущай моими пользуются...
Она заколебалась, бежать ли за ним или нет, и не побежала. Выждала, пока он
скроется за поворотом, и тогда, облизывая высохшие губы, медленно пошла вслед.
Завидев Морозку, слишком скоро вернувшегося из тайги (ординарец шел, сильно
размахивая руками, с тяжелым хмурым развальцем), Мечик понял, что у Морозки с Варей
“ничего не вышло” и причиной этому — он, Мечик. Неловкая радость и чувство
беспричинной виновности ненужно шевельнулись в нем, и стало страшно встретиться с