Page 52 - Разгром

казавшуюся ему прямой, ясной и правильной, дорогу, по которой шли такие люди, как
Левинсон, Бакланов, Дубов (и даже Ефимка, казалось, ехал теперь по той же дороге), но кто-
то упорно мешал ему в этом. И так как он никогда не мог подумать, что этот враг сидит в
нем самом, ему особенно приятно и горько было думать о том, что он страдает из-за
подлости людей — таких, как Мечик, в первую голову.
После обеда, когда он поил в ключе жеребца, к нему с таинственным видом подошел
тот самый бойкий кудрявый парень, который когда-то украл у него жестяную кружку.
— Что я скажу тебе, а что я тебе скажу... — забормотал он мигающей скороговоркой.
— Вот, язви ее в копыта, в копыта, право слово, Варьку-то, Варьку... У меня, брат, ню-ух по
этой части!..
— Что?.. По какой части? — грубо спросил Морозка, подняв голову.
— Насчет баб, очень я баб понимаю, — пояснил парень, немного смутившись. —
Хоть и нет еще ничего, нет ничего, да меня, брат, не проведешь — нет брат, не проведешь...
Глазами она за им так и ширяет, так и ширяет.
— А он что? — возбужденно краснея, спросил Морозка, поняв, что речь идет о
Мечике, и забыв, что он должен делать вид, что будто ничего не знает.
— А что ж он? Он ничего... — сказал парень каким-то неискренним,
оглядывающимся голосом, точно все, о чем он говорил, не важно было по существу, а
понадобилось ему только для того, чтобы загладить перед Морозкой старые свои грехи.
— Ну и хрен с ними! Мое какое дело? — Морозка фыркнул. — Может, и ты с ней
спал — я почем знаю, — добавил он с презрением и обидой.
— Вот тебе!.. Да я ведь...
— Пошел, пошел к федькиной матери!.. — внезапно раздражаясь, закричал Морозка.
— На кой ты загнулся с нюхом своим. Пошел, н-ну!.. — И он вдруг с силой ударил парня
ногой по заду.
Мишка, испуганный его резким движением, рванулся в сторону и, попав подогнутыми
задними ногами в воду, так и застыл, наставив на людей уши.
— Ах ты с-су... — выдохнул парень с изумлением и гневом и, не договорив, кинулся
на Морозку.
Они сцепились, как барсуки. Мишка, круто повернув, потрусил от них мелкой
рысцой.
— Я тебе, драному в стос, покажу с нюхом с твоим!.. Я тебе... — рычал Морозка,
сбоку суя кулаком и злясь, что парень не отпускает его, поэтому нельзя хорошо
размахнуться.
— Ну, ребятишки! — сказал над ними чей-то удивленный голос. — Вон они что
делают...
Две больших узловатых руки спокойно вклинились между ними и, схватив обоих за
воротники, растащили в разные стороны. Оба, не поняв, в чем дело, снова ринулись друг к
другу, но на этот раз получили по такому увесистому пинку, что Морозка, отлетев, ударился
спиной о дерево, а парень, зацепившись за валежину и помахав руками, грузно осел в воду.
— Давай руку, подсоблю... — без насмешки сказал Гонча-ренко. — Удумали тоже!
— Да как же он, стерва... гадов таких... убивать мало!.. — кричал Морозка, порываясь
к мокрому и оглупевшему парню. Тот, держась одной рукой за Гончаренку и обращаясь
исключительно к нему, другой бил себя в грудь, голова его тряслась.
— Нет, ты скажи, нет, ты скажи, — повторял он, чуть не плача, — значит, всякому
так: захотел — и в зад, захотел — и в зад?.. — Заметив, что к месту происшествия стекается
народ, он пронзительно закричал: — Рази виноват, виноват кто, что жена, жена у его...
Гончаренко, опасаясь скандала, а еще больше за Морозкину судьбу (если о скандале
узнает Левинсон), бросил визжавшего парня и, схватив Морозку за руку, потащил его за