Page 54 - Разгром

его события много важнее всяких ее личных обид. Но именно потому, что раньше эта
встреча представлялась ей по-иному, нечаянная грубость Мечика оскорбила и напугала ее.
Варя впервые почувствовала, что грубость эта не случайна, что Мечик, может быть,
совсем не тот, кого ждала она долгие дни и ночи, но что нет у нее никого другого.
У нее не хватало мужества сразу сознаться в этом: не так легко было выбросить все,
чем долгие дни и ночи она жила — страдала, наслаждалась, — и ощутить в душе внезапную,
ничем не заполнимую пустоту. И она заставляла себя думать так, будто ничего особенного
не случилось, будто все дело в неудачной смерти Фролова, будто все пойдет по-хорошему,
но вместо того с самого утра думала только о том, как Мечик обидел ее и как он не имел
права обижать ее, когда она подошла к нему со своими мечтами и со своей любовью.
Весь день она испытывала мучительное желание увидеть Ме-чика и поговорить с ним,
но ни разу не оглянулась и даже во время обеденного отдыха не подошла к нему. “Что я буду
бегать за ним, как девочка? — думала она. — Ежели он вправду любит меня, как говорил,
пущай подойдет первый, я ни словом не попрекну его. А ежели не подойдет, все равно —
одна останусь... так ничего и не будет”.
На главном становике тропа пошла шире, и рядом с Варей пристроился Чиж. Вчера
ему не удалось поймать ее, но он был настойчив в таких делах и не терял надежды. Она
чувствовала прикосновение его ноги, он дышал ей на ухо какие-то стыдные слова, но,
погруженная в свои мысли, она не слушала его.
— Ну как же вы, а? — приставал Чиж (он говорил “вы” всем лицам женского пола,
независимо от их возраста, положения и отношения к нему). — Согласны — нет?..
“... Я все понимаю, разве я требую от него что-нибудь? — думала Варя. — Но неужто
ему трудно было уважить меня?.. А может, он сам теперь страдает — думает, я на него в
обиде. Что, ежели поговорить с ним? Как?! после того, как он прогнал меня?.. Нет, нет, и
пущай ничего не будет...”
— Да что вы, милая, оглохли, что ли? Согласны, говорю?
— Чего согласны? — очнулась Варя. — Да ну тебя ко всем!
— Здравствуйте вам... — Чиж обиженно развел руками. — Да что вы, милая,
представляетесь, будто в первый раз или маленькая. — Он принялся снова терпеливо
нашептывать ей на ухо, убежденный, что она слышит и понимает его, но ломается, чтобы, по
бабьей привычке, набить себе цену.
Наступал вечер, овраги темнели, лошади устало фыркали, туман густел над ключами
и медленно полз в долины, а Мечик все не подъезжал к Варе и, как видно, не собирался. И
чем больше она убеждалась в том, что он так и не подъедет к ней, тем сильнее она
чувствовала бесплодную тоску и горечь прежних своих мечтаний и тем труднее ей было
расстаться с ними.
Отряд спускался в балку на ночлег, в сырой пугливой тьме копошились лошади и
люди.
— Так вы не забудьте, миленькая, — с ласковой наглой настойчивостью проговорил
Чиж. — Да, огонек я в сторонке разложу. Имейте это в виду... — Немного погодя он кричал
кому-то: — То есть как — “куда лезешь”? А ты чего стал на дороге?
— А ты чего в чужой взвод прешься?
— Как чужой? Разуй глаза!..
После короткого молчания, во время которого оба, очевидно, разували глаза,
спрашивавший заговорил виноватым съехавшим голосом:
— Тьфу, и правда “кубраки”... А Метелица где? — И, как бы вполне загладив
виноватым голосом свою ошибку, он снова натужно закричал: — Мете-елица!
А внизу кто-то, до того раздраженный, что, казалось, не исполни его требования — он
или покончит с собой, или начнет убивать других, вопил: