Page 109 - Хождение по мукам. Сёстры
P. 109

пыль, нехотя – с горя, шел Матренин сын, Петька. Ему ничего более не оставалось, как
                вернуться на кухню, дать себя выпороть и лечь спать.

                Даша выходила за калитку и медленно шла до речки Химки.
                Там, в темноте, стоя на обрыве, она прислушивалась, – где-то, слышный только ночью,
                журчал ключ: зашуршала, покатилась к воде и плеснула земля с сухого обрыва. По
                сторонам неподвижно стояли черные очертания деревьев, – вдруг сонно начинали
                шуметь листья, и опять было тихо. «Когда же, когда же, когда?» – негромко говорила
                Даша и хрустела пальцами.



                В первых числах июня, в праздник, Даша встала рано и, чтобы не будить Катю, пошла
                мыться на кухню. На столе лежала куча овощей и поверх какая-то зеленоватая открытка,
                должно быть зеленщик захватил ее на почте вместе с газетами. Петька, Матренин сын,
                сидел на пороге и, сопя, привязывал к палочке куриную ногу. Матрена вешала на акации
                белье.

                Даша налила в глиняный таз воды, пахнущей рекою, спустила с плеч рубашку и опять
                поглядела, – что за странная открытка? Взяла ее за кончик мокрыми пальцами, там было
                написано: «Милая Даша, я беспокоюсь, почему ни на одно из моих писем не было ответа,
                неужели они пропали?»
                Даша быстро села на стул, потемнело в глазах, ослабли ноги… «Рана моя совсем зажила.
                Теперь я каждый день занимаюсь гимнастикой, вообще себя держу в руках. А также
                изучаю английский и французский языки. Обнимаю тебя, Даша, если ты меня еще
                помнишь. И. Телегин».

                Даша подняла рубашку на плечи и прочла письмо во второй раз:

                «Если ты меня еще помнишь»!.. Она вскочила и побежала к Кате в спальню, распахнула
                ситцевую занавеску на окне.

                – Катя, читай вслух!..
                Села на постель к испуганной Кате и, не дожидаясь, прочла сама и сейчас же вскочила,
                всплеснула руками.

                – Катя, Катя, как это ужасно!
                – Но ведь, слава богу, он жив, Данюша.

                – Я люблю его!.. Господи, что мне делать?.. Я спрашиваю тебя, – когда кончится война?
                Даша схватила открытку и побежала к Николаю Ивановичу. Прочтя письмо, в отчаянии,
                она требовала от него самого точного ответа, – когда кончится война?
                – Матушка ты моя, да ведь этого никто теперь не знает.

                – Что же ты тогда делаешь в этом дурацком Городском союзе? Только болтаете чепуху с
                утра до ночи. Сейчас еду в Москву, к командующему войсками… Я потребую от него…

                – Что от него потребуешь?.. Ах, Даша, Даша, ждать надо.



                Несколько дней Даша не находила себе места, потом затихла, будто потускнела; по
                вечерам рано уходила в свою комнату, писала письма Ивану Ильичу, упаковывала,
                зашивала в холст посылки. Когда Екатерина Дмитриевна заговаривала с ней о Телегине,
                Даша обычно молчала; вечерние прогулки она бросила, сидела больше с Катей, шила,
                читала, – казалось, как можно глубже нужно было загнать в себя все чувства, покрыться
                будничной, неуязвимой кожей.
                Екатерина Дмитриевна хотя и совсем оправилась за лето, но так же, как и Даша, точно
                погасла. Часто сестры говорили о том, что на них, да и на каждого теперь человека,
                легла, как жернов, тяжесть. Тяжело просыпаться, тяжело ходить, тяжело думать,
   104   105   106   107   108   109   110   111   112   113   114