Page 139 - Хождение по мукам. Сёстры
P. 139

живая сердцевина: это его, Ивана Ильича, пригнувшаяся к окну фигура. Это –
                возлюбленное существо. Оно вышло из мира теней и в огненном дожде мчится над
                темным миром.
                Это необыкновенное чувство любви к себе продолжалось несколько секунд. Он вошел в
                купе, влез на верхнюю койку, поглядел, раздеваясь, на свои большие руки и в первый раз
                в жизни подумал, что они красивы. Он закинул их за голову, закрыл глаза и сейчас же
                увидел Дашу. Она взволнованно, влюбленно глядела ему в глаза. (Это было сегодня, в
                столовой. Даша заворачивала пирожки, Иван Ильич, обогнув стол, подошел к ней и
                поцеловал ее в теплое плечо, она быстро обернулась, он спросил: «Даша, вы будете моей
                женой?» Она только взглянула.)

                Сейчас, на койке, видя Дашино лицо и не насыщаясь этим видением, Иван Ильич, также
                в первый раз в жизни, почувствовал ликование, восторг оттого, что Даша любит его, –
                того, у кого большие и красивые руки.



                По приезде в Петербург Иван Ильич в тот же день явился на Балтийский завод и был
                зачислен в мастерские, в ночную смену.
                На заводе многое изменилось за эти три года: рабочих увеличилось втрое, часть была
                молодые, часть – переведенные с Урала или из западных городов, часть взята из
                действующей армии. Рабочие читали газеты, ругали войну, царя, царицу, Распутина и
                генералов, были злы и все уверены, что после войны «грянет революция».
                В особенности злы были все на то, что в городских пекарнях в хлеб начали примешивать
                труху, и на то, что на рынках по нескольку дней иногда не бывало мяса, а бывало – так
                вонючее; картошку привозили мерзлую, сахар – с грязью, и к тому же – продукты все
                вздорожали, а лавочники, скоробогачи и спекулянты, нажившиеся на поставках,
                платили в это время по пятьдесят рублей за коробку конфет, по сотне за бутылку
                шампанского и слышать не хотели замиряться с немцем.
                Иван Ильич получил для устройства личных дел трехдневный отпуск и все это время
                бегал по городу в поисках квартиры. Он пересмотрел десятки домов, – ему ничто не
                нравилось. Но в последний день неожиданно он нашел именно то, что представилось ему
                тогда в вагоне: пять небольших комнат с чисто вымытыми окнами, обращенными на
                закат. Квартира эта, в конце Каменноостровского, была дороговата для Ивана Ильича,
                но он ее сейчас же снял и написал об этом Даше.

                На четвертую ночь он поехал на завод. На черном от угольной грязи дворе горели на
                высоких столбах фонари. Дым из труб сыростью и ветром сбивало к земле, желтоватой и
                душной гарью был насыщен воздух. Сквозь полукруглые, огромные и пыльные окна
                заводских корпусов было видно, как крутились бесчисленные шкивы и ремни
                трансмиссий, двигались чугунные станины станков, сверля, стругая, обтачивая сталь и
                бронзу. Вертелись вертикальные диски штамповальных машин. В вышине бегали,
                улетали в темноту каретки подъемных кранов. Розовым и белым светом пылали горны.
                Потрясая землю ударами, ходила гигантская крестовина парового молота. Из низких
                труб вырывались в темноту серого неба столбы пламени. Человеческие фигуры
                двигались среди этого скрежета, грохота станков…

                Иван Ильич вошел в мастерскую, где работали прессы, формуя шрапнельные стаканы.
                Инженер Струков, старый знакомый, повел его по мастерской, объясняя некоторые
                неизвестные Телегину особенности работы. Затем вошел с ним в дощатую конторку в
                углу мастерской, где показал книги, ведомости, передал ключи и, надевая пальто,
                сказал:

                – Мастерская дает двадцать три процента брака, этой цифры вы и держитесь.
                В его словах и в том, как он сдавал мастерскую, Иван Ильич почувствовал равнодушие к
                делу, а Струков, каким он его знал раньше, был отличный инженер и горячий человек.
                Это его огорчило, он спросил:
                – Понизить процент брака, вы думаете, невозможно?
   134   135   136   137   138   139   140   141   142   143   144