Page 23 - Хождение по мукам. Сёстры

6
Даша растворила дверь своей комнаты и остановилась в недоумении: пахло сырыми
цветами, и сейчас же она увидела на туалетном столике корзину с высокой ручкой и
синим бантом, подбежала и опустила в нее лицо. Это были пармские фиалки, помятые и
влажные.

Даша была взволнована. С утра ей хотелось чего-то неопределимого, а сейчас она
поняла, что хотелось именно фиалок. Но кто их прислал? Кто думал о ней сегодня так
внимательно, что угадал даже то, чего она сама не понимала? Вот только бант совсем уж
здесь не к месту. Развязывая его, Даша подумала: «Хоть и беспокойная, но не плохая
девушка. Какими бы вы там грешками ни занимались, – она пойдет своей дорогой. Быть
может, думаете, что слишком задирает нос? – Найдутся люди, которые поймут
задранный нос и даже оценят».

В банте оказалась засунутой записка на толстой бумаге, два слова незнакомым крупным
почерком: «Любите любовь». С обратной стороны: «Цветоводство Ницца». Значит, там, в
магазине, кто-то и написал: «Любите любовь». Даша с корзинкой в руках вышла в
коридор и крикнула:
– Могол, кто мне принес эти цветы?

Великий Могол посмотрела на корзину и чистоплотно вздохнула, – эти вещи ее ни с
какой стороны не касались.

– Екатерине Дмитриевне мальчишка из магазина принес. А барыня вам велела
поставить.

– От кого, он сказал?
– Ничего не говорил, только сказал, чтобы передали барыне.

Даша вернулась к себе и стала у окна. Сквозь стекла был виден закат, – слева, из-за
кирпичной стены соседнего дома, он разливался по небу, зеленел и линял. Появилась
звезда в этой зеленеющей пустоте, переливаясь, сверкала, как вымытая. Внизу, в узкой и
затуманившейся теперь улице, сразу во всю ее длину, вспыхнули электрические шары,
еще не яркие и не светящие. Близко прокрякал автомобиль, и было видно, как покатил
вдоль улицы в вечернюю мглу.

В комнате стало совсем темно, и нежно пахли фиалки. Их прислал тот, с кем у Кати был
грех. Это ясно. Даша стояла и думала, что вот она, как муха, попала во что-то, как
паутина, – тончайшее и соблазнительное. Это «что-то» было во влажном запахе цветов, в
двух словах: «Любите любовь», жеманных и волнующих, и в весеннем очаровании этого
вечера.

И вдруг ее сердце сильно и часто забилось. Даша почувствовала, точно прикасается
пальцами, видит, слышит, ощущает что-то запретное, скрытое, обжигающее сладостью.
Она внезапно, всем духом словно разрешила себе, дала волю. И нельзя было понять, как
случилось, что в то же мгновенье она была уже по эту сторону. Строгость, ледяная
стеночка растаяла дымкой, такой же, как та, в конце улицы, куда беззвучно унесся
автомобиль с двумя дамами в белых шляпах.
Только билось сердце, легко кружилась голова, и во всем теле веселым холодком сама
собою пела музыка: «Я живу, люблю. Радость, жизнь, весь свет – мои, мои, мои!»
– Послушайте, моя милая, – вслух проговорила Даша, открывая глаза, – вы –
девственница, друг мой, у вас просто несносный характер…
Она пошла в дальний угол комнаты, села в большое мягкое кресло и, не спеша обдирая
бумагу с шоколадной плитки, стала припоминать все, что произошло за эти две недели.
В доме ничего не изменилось. Катя даже стала особенно нежной с Николаем
Ивановичем. Он ходил веселый и собирался строить дачу в Финляндии. Одна Даша
переживала молча эту «трагедию» двух ослепших людей. Заговорить первая с сестрой
она не решалась, а Катя, всегда такая внимательная к Дашиным настроениям, на этот