Page 50 - Хождение по мукам. Сёстры

уничтожить произвол…
Казак, поджав губы, презрительно оглядел с головы до ног молодого человека,
повернулся и зашагал в воротах. Другой ответил внушительно, книжным голосом:
– Никаких бунтов допустить мы не можем, потому что мы присягу принимали.

Тогда первый, очевидно, придумав ответ, крикнул курчавому юноше:
– Братья, братья… Штаны-то подтяни, потеряешь.

И оба казака засмеялись.
Иван Ильич отодвинулся от ворот, движением толпы его понесло в сторону, к забору, где
валялся заржавленный чугунный лом. Он попытался было взобраться туда и увидел
Орешникова, который, сдвинув на затылок барашковую шапку, спокойно жевал хлеб.
Телегину он кивнул бровями и сказал басом:
– Вот дела-то хороши, Иван Ильич.
– Здравствуйте, Орешников. Чем же это все кончится?

– А мы покричим малое время да и шапку снимем. Только и всех бунтов. Пригнали
казаков. А чем мы с ними воевать будем? Вот этой разве луковицей кинуть – убить двоих.

В это время по толпе прошел ропот и стих. В тишине у ворот раздался отрывистый
командный голос:

– Господа, прошу вас расходиться по домам. Ваши просьбы будут рассмотрены. Прошу
вас спокойно разойтись.

Толпа заволновалась, двинулась назад, в сторону. Иные отошли, иные продвинулись.
Говор усилился. Орешников сказал:

– Третий раз честью просят.
– Кто это говорит?

– Есаул.
– Товарищи, товарищи, не расходитесь, – послышался взволнованный голос, и сзади
Ивана Ильича на гору чугунного лома вскочил бледный, возбужденный человек в
большой шляпе, с растрепанной черной бородой, под которой изящный пиджак его был
заколот английской булавкой на горле. – Товарищи, ни в коем случае не расходиться, –
зычно заговорил он, протянув руки со сжатыми кулаками, – нам достоверно известно,
что казаки стрелять отказались. Администрация ведет переговоры через третьих лиц со
стачечным комитетом. Мало того, железнодорожники обсуждают сейчас всеобщую
забастовку. В правительстве паника.
– Браво! – завопил чей-то исступленный голос.

Толпа загудела, оратор нырнул в нее и скрылся. Было видно, как по переулку подбегали
люди.

Иван Ильич поискал глазами Орешникова, но тот стоял уже далеко у ворот. Несколько
раз до слуха долетало: «революция, революция».
Иван Ильич чувствовал, как все в нем дрожит испуганно-радостным возбуждением.
Взобравшись на чугунный лом, он оглядывал огромную теперь толпу и вдруг в двух
шагах от себя увидел Акундина, – он был в очках, в кепке с большим козырьком и в
черной накидке. К нему протиснулся господин с дрожащими губами, в котелке. Телегин
слышал, как он сказал Акундину:
– Идите, Иван Аввакумович, вас ждут.

– Я не приду, – коротко, зло ответил Акундин.