Page 47 - Хождение по мукам. Сёстры
P. 47

10
                На самом деле на механическом заводе произошло следующее. В дождливый вечер,
                затянувший ветреными облаками фосфорическое небо, в узком переулке, вонючем и
                грязном той особенной, угольно-железной грязью, какою бывают сплошь залиты
                прилегающие к большим заводам улицы, в толпе рабочих, идущих после свистка по
                домам, появился неизвестный человек в резиновом плаще с поднятым капюшоном.
                Некоторое время он шел вслед за всеми, затем остановился и направо и налево стал
                раздавать листки, говоря вполголоса:
                – От Центрального комитета… Прочтите, товарищи.

                Рабочие на ходу брали листки и прятали в карманы и под шапки.
                Когда человек в резиновом плаще роздал почти все листочки, около него, сильно
                протиснувшись плечом сквозь толпу, появился сторож и, проговорив поспешно: «Погоди-
                ка», – схватил сзади за плащ. Но человек, мокрый и скользкий, вывернулся и побежал.
                Раздался резкий свисток, в ответ издалека заверещал другой. По редеющей толпе
                прошел глухой говор. Но дело было сделано, и человек в плаще исчез.
                Дня через два на механическом заводе, неожиданно для администрации, с утра не стал
                на работу слесарный цех и предъявил требования, не особенно серьезные, но
                решительные.
                По длинным заводским корпусам, мутно освещенным сквозь грязные окна и
                закопченные стеклянные крыши, полетели, как искорки, неопределенные фразы,
                замечания и злые словечки. Рабочие, стоя у станков, странно поглядывали на
                проходящее начальство и в сдержанном возбуждении ждали дальнейших указаний.
                Старшему мастеру Павлову, доносчику и нашептывателю, вертевшемуся около
                гидравлического пресса, нечаянно раздавили всю ступню раскаленной болванкой. Он
                дико закричал, и тогда по заводу пошел слух, что кого-то убили. В девять часов на
                заводской двор, как буря, влетел огромный лимузин главного инженера.

                Иван Ильич Телегин, придя в обычный час в литейную, огромную постройку в виде
                цирка, с разбитыми кое-где стеклами, с висящими цепями мостовых кранов, с
                плавильными горнами у стен и земляным полом, остановился в дверях, передернул
                плечами от утреннего холодка и за руку весело поздоровался с подошедшим мастером
                Пунько.

                В литейной был получен спешный заказ на моторные станины, и Иван Ильич заговорил с
                Пунько о предстоящей работе, деловито и вдумчиво советуясь с ним о тех вещах,
                которые были для них обоих несомненны. Эта маленькая хитрость вела к тому, что
                Пунько, поступивший в литейную пятнадцать лет тому назад простым чернорабочим, а
                теперь – старший мастер, очень высоко ставивший свои знания и опыт, остался вполне
                доволен беседой, самолюбие его было удовлетворено, а Телегин был уверен, что если
                Пунько доволен, то работа пойдет споро.
                Обойдя литейную, Иван Ильич поговорил с литейщиками и формовщиками, с каждым
                тем полушутливо-товарищеским тоном, который наиболее точно определял их
                взаимоотношения: мы оба стоим на одной работе, значит – товарищи, но я инженер, вы
                рабочий, и по существу мы – враги, но так как мы друг друга уважаем, то нам ничего не
                остается, как подшучивать друг над другом.
                К одному из горнов, стуча спускающейся цепью, подкатил кран. Филипп Шубин и Иван
                Орешников, мускулистые и рослые рабочие, один – черный с проседью и в круглых
                очках, другой – с кудрявой бopoдой, со светлыми, повязанными ремешком волосами,
                голубоглазый и атлетически сильный, принялись: один – ломом отдирать каменную
                доску с лицевой стороны горна, другой – наводить на белый от жара высокий тигель
                клещи. Цепь затрещала, тигель подался и, шипя, светясь и роняя корки нагара, поплыл
                по воздуху к середине мастерской.
                – Стоп, – сказал Орешников, – снижай.
   42   43   44   45   46   47   48   49   50   51   52