Page 121 - Старик
P. 121

фронта...
                     Некоторых _прямых врагов_ знаю: Купцов, Хуторянский, Симкин. Да  и
                  она
                  должна знать, а он-то наверняка. Называть фамилии нет смысла. Вероятно,  и
                  в Реввоенсовете  Республики  имеются  если  не  прямые,  практические,  то
                  теоретические,  то  есть  идейные  враги,  не  исключая  председателя.  По
                  каким-то  вопросам  никогда   не   договорятся.   Например,   о   казачьем
                  самоуправлении. Ведь он был народным социалистом, теоретики  всегда
                  будут
                  помнить. Как  Наум  Орлик:  "Пятьдесят  процентов  стихийного  бунтарства,
                  тридцать процентов еще чего-то и пять процентов марксизма..."
                     Ася продолжает жадно выпытывать:
                     - Ты говоришь про  РВС  Южного.  А  Сокольский?  Ведь  он  за  нас!  Он
                  настаивал, чтоб Сергей Кириллович получил корпус.
                     Как же объяснить, что люди в этих условиях - смертной битвы - действуют
                  не под влиянием чувств, симпатий или антипатий, а под воздействием
                  мощных
                  и высших сил, можно назвать их историческими, можно роковыми. Что
                  значит:
                  за нас? (Бог ты мой, почему же _нас_? Так быстро? Так окончательно?) Не  в
                  _нас_ дело, а в том, что Дон погибает, нужно его спасать. Тут  отчаяние...
                  Риск велик, но и какой-то шанс. У Сокольского мозги поживей, а у Купцова
                  и
                  Хуторянского мышление заскорузлое, вот и разница. Но обольщаться, будто
                  бы

                  он _за нас_, не стоит. Всего этого  говорить  нельзя.  Я  киваю:  да,  да,
                  разумеется, Сокольский настаивал, слал телеграммы. (А  что  было  делать?)
                  Мое истинное понимание: тут огромная путаница! Я запутался. Одно
                  понимание
                  соединилось с другим, они напластовались, нагромоздились  друг  на  друга,
                  впаялись в течение лет друг в друга. Теперь, спустя жизнь, неясно: так  ли
                  я думал тогда? Так ли понимал?  Все  понимания  перемешались.  Нет,  летом
                  девятнадцатого было что-то иное. Оттого и разговаривал  с  Асей,  опасливо
                  недоговаривая,  что  во  мне  тоже  сидела  частица  зла,  которое   потом
                  растерзало его, - недоверие. Ну, может, ничтожная, едва видимая частица...
                  Немногие  были  от  этой  мути  избавлены.  Ах,   все   это   сегодняшнее,
                  сегодняшнее! Спустя жизнь! А тогда  -  то,  да  не  то...  Тогда...  Весна
                  девятнадцатого: наступает Деникин, полыхает восстание... Мигулина
                  отзывают
                  в Москву, в Смоленск... Тогда: акт недоверия  есть  как  бы  подтверждение
                  правоты недоверия, и не надо никаких доказательств. _Убрали - значит, есть
                  повод_. Оставлять Мигулина на Дону во время казачьего бунта? Пустить
                  козла
                  в огород? Не понимая того, что  он  сделал  бы  все,  что  мог,  жизнь  бы
                  положил, чтобы остановить, погасить... Потому что все было отдано этому...
   116   117   118   119   120   121   122   123   124   125   126